Комбат Найтов - От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов [сборник litres]

– Не совсем понял, о чём вы, Николай Николаевич, но договорились!

В дверь кабинета постучали. НН убрал рюмки и бутылку и сказал: «Войдите!» Вошёл Аркадий Дмитриевич.

– Я только что от Сталина!

– Андрей! Выйди!

– Пусть сидит, его это тоже касается!

– Вот как?

– Иосиф Виссарионович подписал ходатайство о Сталинской премии за ФН! Сказал, что будет ходатайствовать о «высоких правительственных наградах для всех участников создания двигателей», включая тебя, Андрей! На ближайшем ЦК рассмотрят. Но Яковлев и Каганович что-то замышляют! Оба пытались позвонить Самому, но он не брал трубку. Ты же знаешь, что у Него очень громкие телефоны. Настроение у Самого – очень решительное! Несколько раз спрашивал у меня про тебя, Андрей. Похоже, что ты его сильно заинтересовал. Отдай мне его, Коля. Он у меня целее будет! Верну, когда всё успокоится. Я нового наркома НКВД не знаю, только бы не ещё один Ежов.

Помолчав немного, Николай Николаевич достал из стола всё, что спрятал, подошёл в стене и достал ещё одну рюмку.

– Забирай! Спасибо, что понимаешь и поддерживаешь, Аркадий! Но он мне нужен! Насовсем – не отдам! С богом! Бум здравенькими! – выпили на посошок, сели в громадный «паккард» и через пять минут пересели в DC-3. Взревели моторы, и мы взлетели курсом на Пермь, Николай Николаевич помахал нам вслед. «Что скажешь, Сергей?» – «Эти двое – за нас! И на нашей стороне Сталин! Теперь повоюем!» Мне даже показалось, что я слышу, как Сергей довольно потирает руки!

Летели долго, с двумя посадками, приземлились в Бахаревке, на военном аэродроме, оттуда минут пятнадцать-двадцать ехали до завода. Завод огромный! Целый город! Меня поселили в гостевом домике внутри завода. «Так спокойнее», – сказал Аркадий Дмитриевич. На следующий день после прилёта состоялся митинг, на котором я выступил от имени авиаторов. Что говорил – не помню, просто радовался вместе со всеми, что новые двигатели появились. Побывал на испытательном стенде, пощупал всё своими руками. Послушал новые двигатели, посмотрел диаграммы, задавал и отвечал на кучу вопросов. Был немного не в своей тарелке, не привык к такому количеству внимания. А вот когда собралось конструкторское бюро, разговор пошёл серьёзный. Говорили о том, что поршневые двигатели подходят к своей вершине, что дальнейшее наращивание мощности мало чего даст. На вопрос, какой путь развития авиации я вижу, мой ответ был: «Реактивный». Мне даже зааплодировали. Когда пошли уточняющие вопросы, я сказал, что нет, не ракетный, а воздушно-реактивный двигатель уже совсем скоро станет главным в авиации.

– А есть какие-нибудь наработки? – прозвучал вопрос.

– Пока нет! Только общий принцип. Компрессорная часть турбины сжимает воздух, поступающий через воздухозаборник, затем в горячий воздух подаётся распылённое топливо и происходит возгорание, а расширяясь, газы приводят в действие газовую турбину, которая передаёт вращение компрессорной турбине первого контура. Можно вместо турбины компрессора использовать вентилятор.

– Считали?

– Нет ещё. Хочу поступить в академию Жуковского, и это будет мой дипломный проект.

– Мы быстрее подсчитаем! – раздалось из зала. Дружный хохот перекрыл все шумы завода! «Семена упали на благодатную почву!» – послышался голос Сергея.

– К сожалению, Андрей Дмитриевич, температура камеры сгорания слишком велика: около тысячи градусов, и она очень быстро прогорит! – послышался голос Аркадия Дмитриевича.

– Извините, я не нарисовал одну «маленькую деталь», Аркадий Дмитриевич. Камера сгорания будет охлаждаться, как воздухом из компрессора, идущего вдоль внешней стенки камеры сгорания, так и топливом, которое за счёт этого нагреется и будет лучше распыляться. – И я нарисовал поверх общей схемы второй контур. – А температура стенок в этом случае будет около 600–700 градусов, а это – рабочие температуры для жаропрочных сталей!

Аркадий Дмитриевич встал и подошёл к доске:

– Так! И холодный воздух будет отжимать факел от стенок сопла… А это – мысль!!!

– Да, Аркадий Дмитриевич. Там же, уже в сопле, можно поставить дополнительные кольцевые форсунки для кратковременного форсажа, например, на взлёте или при выполнении фигур. Воздух для сгорания есть, а факел подожжет любое топливо.

– Вы напрасно гробите свой талант, молодой человек! Ваше дело не летать, а строить двигатели!

Я покраснел, так как понимал, что я это не сам придумал, а только своими словами пересказал то, что говорил и объяснял мне Сергей. «Не красней, как ясна девица, – послышался голос Сергея. – Через два года Архип Люлька запатентовал бы данную схему в Ленинграде, но создать двигатель до войны он так и не успел. Теперь успеет Швецов! Всё для фронта, всё для Победы!»

– Так! Начальник Патентного отдела! Оформляйте заявку на двухконтурный ТРД на Андрея Дмитриевича! Кто у нас свободен из термодинамиков? Лапинский, Скворцов, займитесь расчётами, а ты, Шестаков, начни подбор материалов. Так, прочнисты… Кириллов, не забудь учесть гироскопические моменты! И в темпе, в темпе, ребята! На сегодня всё! А вас, Андрей Дмитриевич, я бы попросил продумать вариант, как нам повысить высотность «эмок».

– Хорошо, Аркадий Дмитриевич.

Но заняться «эмками» не пришлось, через час зазвонил телефон, и Аркадий Дмитриевич сказал: «Одевайся, вылетаем через час, тебя Сам зовёт!»

Ночью прилетели в Москву на Центральный. Меня облапил Валерий Павлович: «Ну что, сынок! Заварил ты кашу! Но ничего! Я успел с Иосифом Виссарионовичем поговорить!» У Боровицких ворот остановились, у нас проверили документы. Потом все сдали оружие, которого у меня не было, меня даже обыскали. Вошли в приёмную, сели. Ждём и молчим. Из кабинета вышли двое, вытирая пот с лица, злобно посмотрели в нашу сторону, но протянули руки Чкалову, Поликарпову и Швецову. Я их видел на заводе, когда приезжал Сталин. «Каганович и Яковлев, нарком и замнаркома», – раздался голос Сергея. «Не спишь? А кто есть кто?» – «С тобой уснёшь! Яковлев – моложе!» Секретарь Сталина снял зазвонивший телефон, молча выслушал и положил трубку. «Товарищи Чкалов, Поликарпов и Швецов! Пройдите!» Я остался сидеть. Каганович и Яковлев немного попереминались с ноги на ногу, но со мной не заговорили, попрощались с секретарём и вышли. «Лейтенант! Если курите, то можете закурить! Пепельница на столике», – раздался голос секретаря. «Спасибо, я не курю!» Несколько раз звонил телефон, но секретарь отвечал, что товарищ Сталин занят и просил его не беспокоить. Опять звонок, секретарь снял трубку, молча выслушал и положил её: «Проходите!» Сердце у меня было готово выскочить из груди. Я поправил гимнастёрку и потянул на себя тяжелую дверь, за ней оказалось ещё одна, открываю: «Товарищ Сталин! Лейтенант Андреев прибыл по вашему приказанию!»