Роман Злотников - Рогора. Дорогой восстания

В раздражении приложившись к горлышку кувшина, в очередной раз подивился вкусу напитка: ароматному, несколько тягучему и сладкому — словно пью сок или взвар из винограда. На закуску же я отломил маленький кусочек солоноватого овечьего сыра и тщательно прожевал.

Отец же все так же сосредоточенно работает челюстями, впрочем, насыщается он быстро и с заметным аппетитом, уговорив не только ножку и бедро, но обгладывая уже и косточки крылышка.

— Пап, — глубоко вздохнув, собрался я с мужеством, — нам придется поговорить.

— Знаю. — Отец смотрит куда-то в сторону и говорит без эмоций.

Эх, зараза, никак мне помочь не хочешь?! Ну и ладно!

— А знаешь ли ты, что это я спас тебя в бою? И кстати, — поморщившись, я в очередной раз потер зудящий под повязкой рубец, — меня самого там чуть не срубили.

— Знаю. — Отец впервые посмотрел мне в глаза, и лицо его несколько разгладилось. — Сильно досталось?

Ну наконец-то я слышу в его голосе участие и даже некий намек на тепло!

— Да неслабо грудину рубанули, кирасу прорубили. В пылу схватки подумал, что царапина, да только как опасность миновала, так сразу и сомлел. А после еще пять дней с огневицей пролежал — эти вонючие уроды либо чем-то смазывают лезвия, либо, что скорее всего, просто держат их в какой-то грязи. Ты-то сам как? — спохватился я, с сочувствием указывая на перетянутую чистой тряпицей голову.

— Ох, думал, уже и не спросишь! — Он наконец-то улыбнулся. — Нормально на самом деле, булавой вскользь зацепили. Был бы на месте шлем, я и удара бы не почуял.

— Угу. А на три пальца левее — и проломили бы висок.

Отец лишь пожал плечами — мол, чему быть, того не миновать.

— Пап?

— Мм?..

— А чего ты полез-то с Разивиллом в поход? Когорд ведь отправил тебе посланника, разве не так?

Отец бросил на меня насупленный взгляд:

— Да не поверил я никакому гонцу. Ты же пропал сразу после того, как свадьба Лагранов и Коргов расстроилась! И что мне было думать? Что некоторое время спустя Когорд опомнился и благословил союз любящих сердец? Как бы не так! За эти два месяца я исследовал всю дорогу от Дубца до Львиных Врат, заглядывая чуть ли не под каждый кустик!

— Ты был в Рогоре?!

— Да! Еще как был! Растормошил советника Лагранов, как мог, после чего направился к самому Горду. Ну на того-то где сядешь, там и слезешь! Только слушок все же кое-какой ходил по Дубцу, ходил… В конце концов я понял, что в графстве мне не рады, направился к Когорду.

— И?..

— И тот был ни жив ни мертв, когда меня увидел. Уж точно растерян! Однако наплел мне с три короба, что ты еще какое-то время находился в Корге и разыскивал Энтару. Продемонстрировал даже служанку, что видела тебя после высылки из Дубца.

— Это правда. Есть там одна…

— Ну вот. И в конце концов он дал мне слово чести, что тебя видели на пути к Каменному пределу за пару седмиц до моего визита и что он только что получил эту информацию. Я чуял неладное, но вывести его на чистую воду не смог, пообещав, впрочем, что обязательно вернусь в Корг, и если он врет, то вызову на поединок, как дворянина. Я был очень зол… А вот Когорд — очень убедителен. Более того, он, видимо, отправил впереди меня гонцов, и они подговорили некоторых трактирщиков и хозяев гостиных дворов соврать мне — ибо я действительно несколько раз слышал о тебе. Кстати, а где ты был на самом деле?

— Поступил в степную стражу под чужим именем.

— Во как! — У отца глаза полезли на брови. — Не ожидал! Молодчина!!! — Родитель крепко потрепал меня за плечо, после чего показал на щеку: — Несвежий шрам. Это…

— Это я как раз в степной страже и заработал. Если быть точным, то в бою с торхами.

— Ты успел побывать на кордоне? Погоди, а сколько ты там пробыл?

— Всего два месяца. Но в страже уже полным ходом шла подготовка к восстанию, и в дозоры ставили уже мало-мальски подготовленных рекрутов.

— И как ты среагировал на подготовку к восстанию? — Отец внимательно посмотрел на меня, а его серо-зеленые глаза разом похолодели.

— Как-как… Отправился искать кого-то из советников, чтобы передать добытую информацию. Я не мог знать наверняка, является ли все происходящее подготовкой к восстанию или нет, но был практически в этом уверен.

— И что дальше? Что помешало тебе встретиться с кем-то из советников и все рассказать?

Тяжело вздохнув, я честно признался:

— Вначале я непростительно промедлил. Подготовка к восстанию шла полным ходом, но караваны к точке сбора пошли, считай, одновременно с моим изгнанием…

Отец удивленно вскинул брови:

— Тебя изгнали?

Пришлось, покраснев от стыда, тихо вымолвить:

— Заснул на посту и проспал нападение торхов.

— Что?! Как, а… — Поперхнувшись от возмущения, отец несколько секунд молчал. Потом, махнув рукой, уже спокойнее спросил: — За это ведь казнят. Ты бежал?

— Нет. Меня только изгнали. В бою я застрелил двух торхов, еще шестерых срубил, выручив остатки отряда.

Родитель только удивленно покачал головой на мои слова.

— Так было, отец, так действительно было… После чего я отправился к Кие — Когорд собрал всех властителей Рогоры, с ними же были и советники.

— И? Ты успел с кем-то встретиться?!

Во второй раз заливаясь краской, я вынужден снова со стыдом признаться — на этот раз в том, что же мне помешало выполнить долг лехского дворянина.

— Я не успел… Ночь, в которую Когорд объявил о восстании, я провел… с Энтарой.

— Ты предал Отечество и свой народ ради юбки?! — вскинулся отец.

Кровь вновь прилила к моему лицу, только на этот раз от гнева, голос же сорвался на рык:

— Не смей так говорить! Ради своей любимой ты десять лет рисковал своей жизнью и жизнями своих воинов!

— Я никого не предавал!!!

— И я никого не предал!!! Рогора — мое истинное Отечество! Рогорцы — мой родной народ не только по матери, но и по… По крови. — Замявшись, я все же твердо продолжил: — Я все знаю. Знаю о твоей потере, знаю о том, что степь забрала не только твою жену, но и твоего сына. Знаю, что ты меня усыновил.

Отец словно помертвел лицом, я же, горячась, продолжил, глотая окончания слов:

— Пап… папа! Ты всегда был моим настоящим родителем, понимаешь?! Это ты вырастил и воспитал меня, сделал тем, кем я являюсь! И это ты подал мне пример настоящей, преданной и самоотверженной любви, ради которой не жалко идти на смерть!

— Но не предательство…

— А я никого не предал!!! Когорд обещал мне, что предупредит тебя! А более родных людей для меня в Республике нет, понимаешь?! Я же полюбил Энтару, возлег с ней, и, возможно, она уже понесла. Она родит мне ребенка — и это будет мой настоящий ребенок!

Отец тяжело вздохнул:

— И настоящая семья, верно?

Проклятье! Я сейчас его ударю!