Виктор Мишин - Выжить вопреки [litres]

Валентина с утра до вечера помогала Елизавете Васильевне по хозяйству. Готовила, прибирала, стирала. Скотины нет, а так бы еще и животными занималась. Девушка была на все руки мастерица. Меня осматривала несколько раз в день, когда минутка выпадала свободная, но делала все очень осторожно и тщательно.

Вокруг было тихо. Я спрашивал у девушки постоянно, слышно ли чего. Она каждый раз меня успокаивала, говоря, что нам повезло. Да и старушка хозяйка, Елизавета Васильевна, тоже успокаивала, говоря, что в их деревню и раньше-то почти никто не приезжал, а уж теперь… На двенадцатый день я попробовал встать с того топчана, на котором лежал. Просто сил уже не было валяться. Хоть Валя и старалась, разминая мне тело, постоянно протирая и массируя, но я уже извелся.

– Куда ты, сдурел? – накинулась она на меня, когда застала почти стоящим на полу. Ноги болели, но вся боль была какой-то поверхностной. Кости не болели, а значит, вполне можно пробовать вставать. Вот, кстати, и пример того, как она меня воспитывала.

– Да не могу я больше, Валюшка. Не ругайся, лучше помоги! – попросил я ее. Девушка и так уже поднырнула мне под руку, а теперь еще и поддерживала.

– Раны могут открыться, ну, не маленький ведь уже! – упрекала она меня, морща красивый носик, но по ней было видно, что дается ей это выражение с трудом.

– На ногах не откроются, там зажило все… – попробовал я успокоить девушку.

– Ну, зачем ты врешь, ведь я же знаю, какие они, каждый день повязки меняю, – упрекнула девушка.

– Да нормально все, нормально. Я ведь не бегать собрался, так, встать бы для начала, понять, живой еще или уже калека, – я все же не вытерпел и подпустил в голос немного грубости. Но грубости не к этой милой девушке, а к себе.

– И что, понял? – покачав головой, девушка все еще пыталась меня переубедить.

– Ага, – сказал я и улыбнулся, – думаю, что на днях все же встану.

– Только попробуй без меня тут ползать, я тебе устрою! – Ого, говорил же, что она еще и с норовом.

– Не ругайся. Специально тебя позову. Что на улице? – я уже вернулся в лежачее положение и попытался сменить тему. Валя вытирала мне пот, который от напряжения обильно стекал по лицу.

– Самолет пролетал, но не над нами, в стороне. Стрельбы не слыхать, все тихо. Ты же знаешь, тут же как будто и войны нет.

– А самолет куда летел?

– На восток, – выдохнула девушка.

– Ладно, – я провел рукой по голове девушки, задержав ладонь на щеке. – Устала?

– Нет, нормально. Ой, сегодня же знаешь что случилось? – как ужаленная подскочила девушка с моей постели. Я чуть напрягся.

– Что?

– Из леса корова вышла, представляешь? Ее дед Захар прибрал. Он один живет, говорит, чтобы приходила доить, молоко будем на всех делить.

– Нормально, – кивнул я. Вообще хорошо. В деревне ведь всего десять человек живет, так что будем с молоком теперь. Пока фрицы не вернутся. Детей здесь нет, одни старики, никого младше шестидесяти. Сопротивляться некому, скотину уже забрали. Думаю, если фрицы сюда и заглянут когда-нибудь, так только случайно или по сообщению авиаразведки. Ведь самолеты летают, вполне могут заметить деревеньку и навестить. Хоть и надеюсь, что этого все же не случится.

Еще через неделю я все же встал, а спустя два дня после этого начал ходить в туалет сам. Ждал я этого больше всего на свете. Хоть и привык к Вале, да все одно стесняюсь. Валюша постоянно намекает, чтобы я не возвращался в строй. Прямо не говорит, все вокруг да около, но смысл понятен. Конечно, ей как женщине хочется уюта и покоя, а какой уж тут покой, когда враг буквально за порогом твоего дома стоит. Это даже не на соседней улице, это…

Дни тянулись медленно, но все же вот уж и август заканчивается. Я почти здоров, в груди не болит, только кашель остался, да и тот редкий. Ноги совсем в порядке стали, их и посекло-то несильно. Наступил день, когда я решил уходить из деревни. Куда, пока не знаю, но нужно к нашим пробиваться. Понимаю, что до фронта хрен знает сколько верст, но как-то все же нужно добраться. Вообще, по обрывкам фраз немногих местных я понимал, что я где-то в Белоруссии, но вот где точно, не знаю. Деревню дед Захар назвал как-то чудно, один раз:

– Что? Как нашу деревеньку кличут? – на мой вопрос дед Захар даже удивился. – Так вроде при царе была безымянной, а при Советах, когда перепись проводили, вроде как Лесной прозвали. У меня вроде в документах так написано… – вот и весь сказ. Их при царе как бы вообще не существовало. А секрет того, что за два месяца фрицы сюда лишь раз заглянули, был в болотах и лесах. Очень просто. Когда я начал, наконец, ходить и мог уже делать небольшие пешие прогулки, я разведал местность вокруг. Заодно грибов притащил на всю деревню. Наша деревня находилась в окружении болот, на окраине очень старого леса. Сюда идти только если специально. Просто для того чтобы проехать мимо, фрицам нужно делать приличный крюк от дороги. А на фига им это? Есть пути и прямее, и проще в прохождении. За два месяца мы ни разу не слыхали шума моторов, только от пролетающих далеко в стороне самолетов. Вот и вышло так, что я имел возможность спокойно отлежаться. А до дороги, причем обычной проселочной, отсюда аж двадцать верст. О как.

С Валентиной мы жили последний месяц как муж и жена. Ага, это все же случилось. Даже Елизавета Васильевна не возмущалась, узнав о наших отношениях. Случилось все как-то спонтанно, я вначале даже обалдел. От самого себя обалдел. Когда мне стало лучше настолько, что я свободно ходил, я попросил деда Захара истопить баню. Она тут только у него и была, в хорошем состоянии. Сосед исполнил мою просьбу, а заодно так меня отхреначил веником, что дурно стало. Открыв дверь в предбанник, сосед вышел, оставив меня в чувство приходить, ну, а я наслаждался сладкой истомой, что разлилась по телу. Было очень хорошо, я лежал на лавке с закрытыми глазами и не заметил, как кто-то пришел. Когда меня облили из ковша, я открыл глаза и увидел Валю. Та стояла с куском мыла и смотрела на меня. Я хлопал глазами от удивления и увиденного. А посмотреть было на что.

– Давай я тебя помою, – сказала она и начала намыливать меня. В бане все еще было жарко, а одета она была в простую белую рубаху, длинную, ниже колен. От жары Валюшка вся покрылась испариной, а рубаха прилипла к телу. Вот тут я и почувствовал, что почти полностью здоров. Грудь у девушки была настолько аппетитной, я и раньше догадывался, что под одежкой она хороша, но тут я разглядел ее всю наконец. Ведь девчата сейчас других нравов, одеваются просто и закрывают тело, даже волосы постоянно убраны и прикрыты платком. А тут… Волосы рассыпаны по плечам, грудь торчком, темные круги проглядывают сквозь намокшую рубаху и… манят, черт возьми! Даже не разглядывая что-либо еще, я просто вытянул руки и, проведя ими по щекам девушки, притянул к себе. Удивлению не было предела, когда я не почувствовал толчка или удара. Девушка была согласна. Нежно, стараясь быть настолько аккуратным, насколько это возможно, я целовал Валентину в губы. Получал неловкие и неумелые ответы, не обращая на это внимания. Мне просто захотелось вдруг сделать так, чтобы это девчонка почувствовала себя на вершине блаженства. Ждать каких-то действий от нее самой было бы глупо, я все взял в свои руки. Правда, почувствовав в одном месте осторожную хватку, удивился. Девушка явно не хотела бездействовать. Причем, черт, это было очень приятно. Чуть отстранясь, я потянул вверх ее рубаху, и Валя не сопротивлялась. Когда открылась удивительно большая, но крепкая молодая грудь, у меня сперло дыхание. Я вдруг вспомнил, когда у меня последний раз была женщина. Давно это было. Нежно, едва касаясь, я покрывал ее тело поцелуями. Я наслаждался сам и старался растянуть удовольствие для нее. Язык осторожно блуждал везде и всюду, заставляя девушку трястись то ли от страха первого раза, то ли от удовольствия. Думаю, тут все вместе было. То, что она невинна, я и так понимал, молодая же еще, да и в какое время живет. Валя тем временем тоже не сидела сложа руки, распаляя мое и без того сильное желание. Когда же мы, наконец, слились в одно целое, простонав, Валюшка выдохнула мне в ухо: