Олег Белоус - В преддверии Нулевой Мировой войны [СИ]

— Сделаю, князь-батюшка, — еще раз махнул поклон холоп.

Когда радостный дьяк вслед за холопом вышел, взгляд князя замер на темноте за узким окном. В последнее время князь стал подумывать: а не зря ли он поддержал Петра против Софьи? Часть Голицыных держала сторону царевны, часть царя, но все были уверены, что поражение им ничем особым не грозит. Удалят от двора, не более того. Надежды оказались тщетны. Родственника, Василия Васильевича, лишили боярства и с семьей сослали в Еренский городок, тем самым унизив и ослабив весь род. А за что? За то, что был верен до конца предыдущей правительнице? Не по правде это! Кровь — не водица, негоже попускать обиду роду. Впрочем, посмотрим, что будет дальше, но посоветоваться всем родом, как вести себя, стоит…

Почти три месяца спустя заканчивался зимний и вьюжный декабрь 1689 года от Рождества Христова.

Солнце в зените, желтое, не греющее заснеженную землю. Зима выдалась морозная и многоснежная. Густой чащобный лес вокруг на пару дней конного пути. Матерый волк с пепельной от седины шкурой, ступая осторожно, вышел из-за деревьев на едва проторенную дорогу, замер неподвижно. Ветер свистит по-разбойничьи, сметает белую и колкую пыль с сугробов, гонит ее пеленой. Желтые звериные глаза пробежались по вековым соснам, празднично белым от висевшего на ветвях снега. Чуткий нос опустился к заячьим следам, пересекавшим дорогу. Любопытная белка выглянула из дупла. Интересно ей, что делает серый разбойник. Ох, не к добру косой выбежал прогуляться! Внезапно уши волка встали торчком, а клыки угрожающе оскалились. Словно тень, так же бесшумно, как и вышел, хищник исчез среди заснеженных елей на противоположной стороне дороги.

Над плечами одетых в посеревшие тулупы городовых стрельцов, в такт шагам лошадей мерно покачиваются стволы пищалей. Их отправили для сопровождения посольства и защиты от лесных воров. Равнодушные взгляды скользят по густо заросшему деревьями-великанами заснеженному лесу. Позади конников тянется длинная колонна саней. Покрытые инеем кони, запряженные в первую повозку, плетутся неторопливой дорожной рысцой. Порывы ветра скидывают противную снежную пыль с ветвей на крыши саней. Она на лету исчезает в дыму, струящемся из трубы. Кучер на козлах надвинул высокий колпак подальше на брови, взмахнул кнутом. Раздался сухой щелчок.

— Балуй, нечистый дух!

Сидевший рядом солдат с карабином на коленях безучастно глянул на лошадь и отвернулся к лесу. Сменят его лишь через полчаса.

Александр Петелин расположился на задней скамейке. На улице мороз, а в экипаже тепло и уютно. Только тесно. Чего только не напихали! Не повернешься от многочисленных ящиков с инструментом, посевным материалом и припасами. Изредка экипаж потряхивает на невидимых под снегом кочках. Мощные стволы проплывают мимо. Шуршат, задевают за верх возка усыпанные колкими зелеными иголками ветки. Боевой брат, прошедший вместе с молодым офицером джунгарский поход, сержант Тихонов, сидит рядом, разглядывает давно надоевшие виды зимнего леса. Напротив главный посол, Рожковский Петр Семенович, коротая время, уперся взглядом в книгу. Изредка его рука протягивалась к лежащей на откидном столике тарелке с солеными сухариками. Сдобный хлебный запах, по которому попаданцы успели соскучится за лето, плывет по экипажу, заставляя сглатывать голодную слюну. Молодой офицер вспоминает, одно только и оставалось: вспоминать… Заканчивался второй месяц трудного пути. Караван с посольством попаданцев подъезжал к Нижнему Новгороду. Пара недель пути и вступят в Москву. Первоначальные опасения насчет того, как встретят посольство провинциальные власти, слава богу, не оправдались. Опасная грамота от царей Ивана и Петра сработала как надо. Только на границе попался воевода, слишком то ли глупый, то ли излишне жадный. Слава богу, что обошлось без стрельбы! Тогда Александр с трудом подавил желание разрядить пистолет в глупую боярскую рожу. Он усмехнулся воспоминаниям…

Воевода Дмитрий Андреевич, пригорюнясь, укоризненно смотрел на сидевших на противоположном конце стола послов. Оба: и старый, и молодой безбородые, ровно поляки, только вьюнош носит не густые еще усы. Вроде православные, по крайней мере, зайдя в светлицу на святые иконы перекрестились. Но не русские, как бог свят, не русские! Ростом высоки, ликом гладки, говорят странно, вроде и по-русски, а вроде и нет. Нет, не наши! Немцы какие! Грех мзду малую с иноземцев поганых не урвать для пользы христианской! А одеты справно! Ой справно! Сапоги добрые, жаль, что черные. Кафтаны, хоть и непривычного покроя, слишком короткие, но сразу видно — теплые. Ну не может у них не быть деньги! Сам воевода одет гораздо скромнее, в потертую шубейку. При Алексее Михайловиче тишайшем он при московском дворе обитал, да не на тех поставил во времена хованщины [5] Хованщина — Стрелецкий бунт 1682 года — бунт (восстание) московских стрельцов в начале правления Петра 1, в результате которого его соправителем стал старший брат Иван, а фактической правительницей при них стала сестра Софья Алексеевна. . Теперь, при нынешних царях, еле сумел добиться отправки воеводой в далекий городок у уральских украин. И то хлеб, заодно поправить оскудевшую казну.

Разговор шел странный. Первым делом послы показали опасную грамоту. Воевода торопливо нацепил на нос железные очки, внимательно прочитал несколько раз грамоту, буквально обнюхал царские печати. Все вроде в порядке. Вздохнув тяжко, отдал грамоту назад. «Может, все же мзду малую предложит?» — думал он, оценивающий взгляд то и дело останавливался то на лицах послов, на которых застыла смесь недоумения и злости, то на справной одежке чудных немцев.

— Все бы хорошо, опасная грамота есть, вижу — занудным голосом в очередной раз повторил воевода, — опять же, я сюда поставлен беречь границы Руси. А с вами полтора десятка оружных стрельцов. А ну вы озоровать будете? С кого спрос тогда?

Воевода тяжко вздохнул и слегка поджал губы.

— С меня! Опять же откуда сей город большой появился на Урале? Никогда его не было! Подозрительно сие! — воевода наставительно поднял указательный палец к небу.

— Так что, Вы нас не пропустите? — в очередной раз спросил Рожковский Петр Семенович. Александр сморщился от досады.

— Да как можно! — замахал обеими руками воевода. — У вас опасная грамота от царей Петра и Ивана, как не пропустить!

— Значит, пропускаете? — с надеждой спросил Александр, голос его дрогнул. Как ему надоели увиливания этого скользкого, словно налим, московского чиновника.

— Как можно, — развел руками с самым честным видом воевода. «Украшенное» следами от оспы лицо сморщилось, словно он хлебнул горького, клочковатая борода воинственно приподнялась, — А вдруг вы озоровать станете? Спрос-то с меня. Царь-батюшка воспрошает меня, а почто иноземцев с оружием в царство мое пропустил? А? Ведь вы из другого царства-государства?