Сергей Кротов - Чаганов: Москва-37 [СИ]

– Хочешь получить усиление на детекторе радиоуловителя? – Дагадывается он.

– Хватаешь на лету!

«Не уверен на сколько, но думаю раза в три отражённый сигнал усилить удастся. Представляю как будут рады в Ленинграде наши локаторщики. А ещё туннельный диод может заменить отражательный клистрон в качестве генератора… или создать на нём моломощный передатчик – идеально для „жучка“: батарейка на полтора вольта, микрофон, пару резисторов и катушка с подстроечным конденсатором, но об этом лучше промолчу».

– Где германий? – Напирает Лосев.

– В ВИМСе, буду там завтра по делам – захвачу.

«Сегодня ночью погода мне благоприятствует: ни дождя, ни тумана. Даже не смотря на глухо закрытые шторки боковых окон „эмки“ порученца Кирова, можно более-менее сориентироваться куда мы держим путь, фары то и дело выхватывают из темноты дорожные указатели: у моста Борисовкие пруды, Орехово, Петровское и, вот минуту назад, Горки».

Дорога пошла в гору, через короткое время впереди показался крашеный белой краской шлагбаум, который, впрочем, быстро заскользил наверх освобождая путь, не дожидаясь пока мы подъедем. Шины автомобиля зашелестели по мелкому гравию. Красивый двухэтажный особняк о шести колоннах мы оставили слева и затормозили у небольшого домика поодаль, войдя в который я обнаружил своё хозяйство (антенны, магнетрон, авометр и осциллограф), аккуратно сложенные на полу в полупустой комнате: лишь два стола, один стул и слесарный верстак с тисками в углу.

«Ленинские Горки… помнится Киров упоминал в разговоре, что он отправляет жену в Горки, на бывшую дачу Енукидзе. Так сколько по времени сюда ехали? Около часа. Сейчас полночь, в Москве надо быть в шесть, значит на работу – пять часов. Надо торопиться».

И, вместе с тем, действовать неспеша («выдержка – оборотная сторона стремительности, хе-хе»), сколько раз за жизнь убеждался, чем тщательнее подготовишься к первому включению прибора, тем меньше времени уйдёт на его отладку. Методично проверяю все пайки (вполне могли пострадать при перевозке) и начинаю собирать схему: на первом столе, спиральная антенна передатчика, высоковольтный источник – анодное питание магнетрона, реостат для регулирования тока катода, помещаю магнетрон в вырез постоянного магнита. Катодный вывод магнетрона коротким толстым проводом припаиваю к низковольтной цепи питания, антенный – идёт в волновод…

«Коэффициент связи настрою потом».

На втором столе – приёмная антенна, волновод к смесителю (на нём из принятого сигнала вычитается ослабленный сигнал передатчика, чтобы выделить звук), оттуда идёт уже низкочастотный вывод к осциллографу, которой включаю на прогрев, делитель напряжения на максимальное усиление. На верстаке метрах в семи-восьми размещаю микрофон – «гвоздь со шляпкой».

«С ним надо быть аккуратным, тончайшая мембрана в „шляпке“-резонаторе очень нежная, реагирующая на малейший звук, вибрацию или дуновение воздуха. „Гвоздь“ – антенну микрофона на резьбе пока подстраивать не буду, пусть будет введена в резонатор (через эбонитовую вкладку) наполовину, как сейчас».

Опускаюсь на стул, чтобы перевести дух перед решающим моментом, и подношу часы к глазам, удивительно, но с момента приезда прошло уже два часа.

– С богом! – Вырывается у меня, хотя я в своём окружении уже давно отвык от подобной лексики.

Устанавливаю грузик на маятнике метронома (источник звука) в нижнее положение, толкаю его и начинаю осторожно двигать ползунок реостата. Скашиваю взгляд на соседний стол на экран осциллографа, в надежде увидеть хоть какие-то всплески в такт маятника.

«Чудес в жизни не бывает (луч, как острый нож, режет блюдечко-экран осциллографа точно посередине, не оставляя зазубрин), если не считать, конечно, моих приключений».

Лезу за неонкой, закреплённой на стеклянной палочке, надо посмотреть что у нас выдаёт передатчик. Рядом с микрофоном я заранее натянул двухпроводную измерительную линию (две толстые параллельные медные проволоки, отстоящие на ширину пальца): «Точность невелика, но позволяет оценить порядок величины колебательной мощности, наведённой в антенне микрофона».

В моей неонке газ особенный: смесь неона с аргоном позволяет значительно снизить напряжение зажигания, а низкое давление внутри баллона приводит к тому, что для её свечения достаточно тысячной доли ватта.

«Музыка для души, так бы смотрел и смотрел на этот мигающий оранжевый, с синеватым оттенком (при повышении частоты волны пламя начинает синеть), огонёк».

Заворожённо веду маленький пузырёк вдоль измерительной линии, автоматически отмечаю пики и провалы в яркости свечения лампы, плывущей по стоячей электромагнитной волне, а холодный мозг не перестаёт считать: «Длина волны – около двадцати трёх сантиметров, моя неонка зажигается от напряжения около десяти вольт, волновое сопротивление линии – сто ом. Итого – 1 ватт, мощности волны хватает с избытком».

«Если так, то перехожу к смесителю»…

Смеситель оказывается не работает совсем, так как коэффициент связи для обоих сигналов, приёмника и передатчика, был околонулевым. Хорошо так повозился ещё два часа с трубами волноводов, выбирая миллиметры зазоров, пока отбалансировал два этих входных для детектора сигнала. Присел на минутку, включив снова суицидальный звук метронома. Перед этим скрестил пальцы… но это коммунисту не помогло: отклонения луча не наблюдается.

«Отрицательный результат – тоже результат. Остался „гвоздик“ со шляпкой на анаболиках. Ой, время – до отъезда осталось пятьдесят минут»!

Внимательно разглядываю микрофон. Вижу две резьбы: первая на «гвозде» регулирует емкостную связь «штыря» с резонатором, вторая – настраивает объем резонатора, так как стенка, противоположная мембране микрофона подвижная. Ослабляю фиксирующую гайку, вдвигаю «штырь» на один оборот внутрь резонатора и возвращаю гвоздь на место.

«Кажется есть небольшие отклонения или кажется»?

Для верности, начинающими подрагивать руками, делаю ещё три оборота «штыря» и на ватных ногах иду к осциллографу.

«Есть, есть импульсы и точно втакт с ударами метронома»!

– А-а-а! – кричу от переполняющих меня чувств, осциллограф бесстрастно фиксирует всё это на своём блюдечке-экране.

– Что, что такое? – Встревоженный порученец заглядывает в дверь и, сообразив, добавляет. – Пора, товарищ Чаганов.

Через пятнадцать минут, отключив все приборы и закрыв дверь импровизированной лаборатории, оставляем позади подсвеченную луной усадьбу и выезжаем на шоссе.

– Там я сзади оставил пакет, – не оборачиваясь говорит водитель. – просили вам передать.

Разрываю грубую серую бумагу конверта и включаю свой американский фонарик.