Сергей Кротов - Чаганов: Москва-37 [СИ]

– О каком праве ты говоришь? – Почти кричит Киров. – Он сам ни на секунду не верит в виновность Алексея. Это же шантаж! Он так добивается себе места в Политбюро. Будто говорит: «Введёшь меня – и нет никакого дела, не введешь – переметнусь к твоим врагам».

– Да, это возможно… – Сталин двигается с места и тянет за собой спутника. – как и то, что время терпит, изменить состав Политбюро можно лишь на пленуме ЦК. Но его угроза – вполне реальна и нам надо действовать осторожно. Пойми, Мироныч, на карту поставлена судьба страны и нет такой жертвы на которую бы мы не пошли ради её блага.

– Если мы отдадим Чаганова, то следующим за ним буду я. И плакало наше большинство в Политбюро.

– … Заладил. – Недовольно хмурится вождь. – Возьмём дело на контроль секретариата ЦК, создадим партийную комиссию. Потребуем железных доказательств. Вот только будет плохо если Ежов найдёт у себя микрофоны, тогда отбиться от обвинений в шпионаже будет трудно.

– Мы что же всё свалим на парня? – Киров хватается за рукав вождя.

– Не мы, а ты. И не свалишь, а ответишь, что ни о какой прослушке не знаешь. – Жёстко рубит слова Сталин и освобождает руку. – Нам народ доверил судьбу страны, а ты нюни распускаешь. (И уже мягче). С Чагановым твоим, если правильно будет себя вести, ничего не случится, в самом плохом случае окажется ненадолго в своём же КБ в другом, правда, качестве. Поговори с ним, объясни ситуацию, проинструктируй людей, тех что были с ним на связи. И всё, закончили с этим.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

12 мая 1937 года, 12:00

Сворачиваю с Новокузнецкой улицы в Вишняковский переулок и вижу в его конце «заводскую проходную, что в люди вывела меня». Этой ночью закончил отладку микромощной УКВ ЧМ радиостанции и проверку радиоканала между дачей Молотова в Мещерино и дачей Кирова в Горках. Теперь голоса из гостиной Ежова без задержки несутся в комнату связи, оставшуюся с тех времён, как здесь в старом поместье на берегу Пахры доживал свои дни Ленин. Закончил, поговорил с дежурным в пункте прослушки в Мещерино и тут в комнату зашёл смущённый Киров…

Последовавший за этим разговор меня потряс. Сидя затем на заднем сиденье «эмки», везущей меня обратно в Москву, и перебирая в памяти свои заслуги, сильно себя жалел.

– Выходит, после всего, что ты сделал для них сделал, – нашёптывал мне на ухо сладким голоском, неведомо откуда взявшийся в моей голове, жирный тролль-троцкист. – построил локатор, раскрыл заговор военных, Кирова спас, а они тебя выбрасывают на помойку, как… как, не знаю выбрасывают ли сейчас что-нибудь на помойку, ненужную вещь. Позор джунглям!

Захожу домой, полуголая Катя с коричневым фингалом, что её непортит, вся в слезах, бросается мне в объятья. Оказывается у неё тоже неудачный день: арестован Жжёнов, прямо на репитиции. Прижимаю палец к её губам и лишь позднее, в кровати, удалось узнать детали (их поведала Кате её подруга-машинистка): по дороге из Сибири в Москву «Жорик» ехал в одном купе с американским дипломатом и вёл с ним, по свидетельству других соседей, «интимные беседы». Похоже, всё таки, в первоначальном понимании слова интимный. Эта история, или, скорее, Катино жаркое дыхание, её нежное тело и последовавшая за этим разрядка, несколько успокоили меня.

«В самом деле, ничего же ещё не произошло. Жжёнов на нарах – я на свободе, с его подругой. Да и техническими новинками ни к лицу бахвалиться: локатор бы и без меня построили, Тухачевского бы сами прищучили, Кирова нет – не спасли б, но так он и обещал драться за меня до конца. Теперь – Жжёнов, окончил школу с физико-математическим уклоном, закончил образование в цирковом техникуме на акробатическом отделении. Зачем пообещал помочь? Добренький очень? Ну так поэтому у меня и релюхи тырят со склада. Руководитель должен быть как кремень, если надо для выполнения поставленной задачи, должен без колебаний послать кого-то на смерть, прикрывая отход основных сил»…

Перед стеклянной будкой на проходной – очередь.

– Шокин, нет вас в списке. Следующий. – «Долговязая вохровка» своим низким голосом перекрикивает толпу.

– Сашка! – Хлопаю по плечу своего знакомого, с которым вместе пересекали на пароходе «Нормандия» Атлантический океан. – Ты чего здесь?

– Ой, Лёха, здоров. – Расплывается в улыбке Шокин. – Вот не пускают к тебе. Все наши здесь (стоящие рядом закивали головами)… а меня в списке нет.

«Неужели ещё одна „жертва террора“»?

– А кто списки составлял? – С недоверием гляжу на жизнерадостное в меру упитанное лицо будущего «министра невероятной промышленности».

– Да я сам и составлял, – разводит он руками, вокруг раздаётся хохот. – там моя подпись внизу. Зам начальника КБ при ЗАТЭМ (завод автоматики, электромеханики и электрических машин). Забыл про себя.

– Ничего, Валя, – обращаюсь я к «долговязой». – выпиши временный пропуск Александру… Ивановичу (подсказывает очередь) Шокину. Я подпишу.

– С сегодняшнего дня все пропуска только с подписью товарища Орешкина. – Бойко рапортует вохровка.

Вчера начальник Пятого (Особого) Отдела комиссар ГБ 3-го ранга Курский, невысокий полный человек с сумашедшинкой в глазах, представил мне нашего нового особиста лейтенанта Орешкина: неопределённого возраста, поджарого, с маленькими глазками на круглом лице и редкими волосами, проигравшими войну с проступающей масляной лысиной.

Вспомнились слова Фриновского в пересказе Кирова: «Так вы будете инспектировать спецотдел»? Ежов отвечает: «Буду, но позже… скажи Курскому, чтобы он теперь этим занялся».

«Что имел в виду Ежов? Уж, наверняка, не такие мелкие уколы»…

– Звони ему, – сдвигаю грозно брови.

– Нет на месте… – Валя опускает телефонную трубку.

– Я подпишу. – Размашисто, с чувством подписываю пропуск Шокина. – Что ж, товарищи, (указываю на появившегося в дверях Петрова), это – Евгений Павлович Петров он проведёт с вами сегодняшнее занятие.

Солидные мужики послушно потянулись за тщедушной фигурой практиканта.

– Увидишь его, скажи, чтоб нашёл меня. – Валя испуганно кивает.

«Ежов пошёл ва-банк? А как иначе расценить его просьбу санкционировать мой арест? Тревожно как-то, может бросить всё и, как Оля, переждать смутные времена где-нибудь подальше? Нет, нельзя, слишком много людей завязано сейчас на меня. Не имею я прав их подвести».

Сергей Миронович объяснил мне стандартную процедуру разбора дел высокопоставленных сотрудников, взятых к рассмотрению в Политбюро. (Вообще-то, начальник спецотдела НКВД – фигура не того уровня, чтобы им занялось Политбюро, но здесь случай особый: я засветился рядом с Кировым и моя физиономия была раскручена прессой). Теперь визы секретаря ЦК, курирующего НКВД, Пятницкого недостаточно: Ежов это понимает, потому и пошёл сразу к Сталину. Сталин сразу дал понять, что дело будет рассматриваться Политбюро, но всё же послал его к Пятницкому.