Сергей Кротов - Чаганов: Москва-37 [СИ]

– Как застрелил? – Оля подняла глаза от плошки.

– … приревновал, будто бы, да давай по ей палить. Варька божилась, что своими ушами выстрелы слышала и сама потом полы мела от побелки да щикатурки. Машин куча понаехала чёрные и с красными крестами, народу – тьма, прислугу-то всю поотослали. Но она видела, как носилки накрытые из дома вынесли, зеркала все накрыли, а хозяин с дружками его уселись в горнице и пить зачали. Хоть бы хны им. Не плачь, не плачь, милая, сердце твоё золотое. Дура – я, старая…

– А не врёт она? – Смахнула слезу Оля.

– Нет, не врёт… – тяжело вздохнула старушка. – другие бабы, что работают в поместье, то же самое бают.

В полном молчании девушка закончила трапезу, поблагодарила и поднялась. – Ой, чуть не забыла! – Оля развернула свой узелок на столе. – Лекарства я принесла: вот мазь – спину будете на ночь натирать. А эти… я подписала кому – что. Варвара грамотная прочтёт. Только не говорите, баб Фрось, что я приходила, скажите – осталось после меня. На Урал я уехала…

– Спаси тебя господь. – Крестит старушка исчезающую в темноте фигуру и растирает слезу по морщинистой щеке.

На противоположном берегу Пахры, метрах в тридцати по прямой от Олиной засады, где высокий забор окружающий Мещерино, упирается в реку, открывая проход к песчанному пляжу, послышались шаги, заколыхались ветки растущего на берегу кустарника и, наконец, появился ночной дозор вооружённой охраны. Выглянувшая из-за тучек луна, желтым светом освещала двух высоких бойцов и важно вышагивающую овчарку с поднятым к верху носом.

Выждав несколько минут, Оля сняла с себя спортивный костюм, завязала узелок, грациозным движением поместила его на голову, придерживая руками, и, бесшумно ступая, понесла свою идеальную, залитую золотом фигуру, через небыстрые воды реки. На середине, проплыла пару метров и плавно покачиваясь вышла на сушу.

– … Не чокаясь! – Фриновский строго зыркнул на Шапиро, видя как тот со страдальческим выражением лица протянул свою рюмку вперёд.

Ежов быстро, с окаменевшим лицом, как воду выпил водку.

– Николай Иванович, – в гостиную заглянул связист. – товарищ Сталин на проводе.

Нарком как на пружинах подскочил с места, по привычке хотел пригладить волосы, но рука заскользила по лысой голове, и твёрдым шагом пошёл к выходу. Фриновский залпом опрокинул свою рюмку, с удовольствием крякнул, глубоко вдохнул и покосился на Шапиро..

– Смотрю я на тебя, Исаак Ильич, и с души воротит… человек должен выпивать так, чтобы другому тоже захотелось. – Комкор зацепил вилкой солёной капусты и отправил её в рот, запрокинув голову.

– Понимаете, Михаил Петрович, не принимает её мой организм. – Виновато опускает глаза Шапиро.

– Организм… – Неодобрительно протянул собеседник с задумчивым видом, машинально наливая себе ещё.

Через пять минут в комнату влетает взвинченный нарком.

– Нет, ну что за тварь! – Опрокидывает протянутую Фриновским рюмку.

– Кто? Сталин? – Сжимается от страха Шапиро.

– Да нет, – переводит дух Ежов. – Косиор! Товарищ Сталин, как человек, соболезнование выказал, спросил не нужна ли помощь. Чин чином. А этот, сразу с упрёками своими полез, гнида!

– Так его тоже понять можно, – нахохлился комкор. – момент критический сейчас, волнуется он, на кону, можно сказать, жизнь наша стоит. О живых думать надо!

Секретарь согласно закивал. Нарком переводит взгляд с одного собутыльника на другого, как будто впервые их увидел.

– Да что вы знаете о Жене? – Зло выкрикивает он. – Я ей всем обязан! Понятно вам? Если б не она, я б до сих пор в Киргизском обкоме на побегушках был. Ошибки за мной грамматические исправляла, с нужными людьми свела (Шапиро в ужасе замотал головой из стороны в сторону), в Москву перетянула. А я, а я – под домашний арест её посадил. Из-за меня она…

– Иваныч, но ты ж в неё бутылёк с сонными каплями не вливал… – мягко возражает Фриновский. – а девок этих, что оставили её одну и снотворное не прибрали, я накажу, ты не сомневайся.

– Из-за меня… из-за меня… не уберёг.

– Не казни себя, Иваныч, не виноват ты ни в чём… – Комкор вновь наполняет рюмки, ждёт пока Ежов выпьет и продолжает. – Бумагу-то, что я тебе передал, ты прочти…

– Не уберёг…

– Тьфу ты… – Фриновский встаёт из-за стола и поворачивается к секретарю. – Оставайся с ним, я – на Лубянку.

– Та-а-к… солдат спит – служба идёт! – Люшков от от яркого света и громкого крика едва не падает с кожаного дивана в кабинете начальника колонии, с трудом продирает руками налитые кровью глаза и непонимающе крутит головой вокруг.

– Па-адъём! – Фриновский седлает стул и кладёт руки на его спинку. – Докладывай, какие успехи?

– Успехи… успехи. – Подчинённый вскакивает на ноги, его взгляд постепенно становится осмысленным. – Устроили ему «карусель», для этого пришлось привлечь дополнительно ещё двух следователей. Тут правда ничего добиться не удалось: следователи с ног валятся, а Чаганов стоит свеженький с пятки на носок переваливается. Двужильный он что ли?

– Так ты его ещё и в стойку поставил…

– Поставил, только и это не помогает, – Люшков заколебался, говорить или нет, потом решился. – Ушаков не сдержался, засадил ему по печени несколько раз… и по почкам… я тоже пару раз дал, но по лицу не бил – никаких знаков не оставил. Ещё Жжёнова привезли… он сразу согласился… устроили очную ставку… Чаганов всё отрицает. Следователям пытается угрожать, а мне…

– Что такое? – Фриновский оторвал подбородок от спинки стула.

– Не знаю откуда узнал, но Чаганов в курсе моих личных дел. Что жена с падчерицей хочет в Германию на лечение выехать, – Люшков впился глазами в начальника. – что будто бы вы, Михаил Петрович, резолюцию на мой рапорт наложили – отказать.

– Врёт он! – Взорвался Фриновский, вскакивая со стула. – Поссорить нас хочет… Рапорт твой я в бухгалтерию передал, там тормозят… наркомфин валюту не выделяет.

– Помогите, Михаил Петрович, – подчинённый готов упасть на колени, отросшая щетина поглотила, скользнувшую из глаз слезу. – операция нужна дочке, срочная.

– Ну что ты, Генрих, вставай… чем смогу… – Помогает Люшкову подняться. – только и ты уж, друг, расстарайся.

– Думаю надо его пугнуть основательно, – в голосе подчинённого сквозь слёзы зазвучало ожесточение. – час назад из Бутырки привезли троих бандитов из банды Креста, пусть они займутся Чагановым, а то наши тычки для… как с гуся вода.

– Нет, сам пока пытайся его расколоть… и без мордобоя, – в голосе комкора послышалась неуверенность. – тут я должен с наркомом согласовать. Ты уже слышал, что жена у него отравилась?

– Женя? Как? Почему?