Василий Панфилов - Полет нормальный

Глянув на стремительно темнеющее небо, заволакивающееся низкими лохматыми тучами, Максим ругнулся. Съёжившись от очередного резкого порыва ветра, накинул капюшон штормовки на голову и решительно повернул катер в сторону близлежащих шхер [5] Шхе́ры (швед. skär, др. — сканд. sker — скала в море) — архипелаг, состоящий из мелких скалистых островов, разделённых узкими проливами и покрывающих значительную часть прибрежной морской полосы, окаймляя берега фьордового типа. Каждый из таких островков в отдельности называется « шхе́ра ». .

— Практически исход из Египта [6] Исхо́д — библейское предание о порабощении евреев (израильтян) в Египте , их массовом выходе по воле Бога из Египта под предводительством Моисея. , — пробормотал он, с трудом удерживаясь на скользких камнях под штормовым ветром. Закрепив катер и перетащив часть вещей в пещерку, знакомую ещё по двадцать первому веку, начал обустраиваться, поставив экран из куска брезента и металлическую походную печку, — спёр [7] Перед Исходом иудеи начали одалживать и занимать у соседей-египтян под драгоценности под разными предлогами. Естественно, не вернули. В Израиле это называют «компенсацией за века рабства». У египтян своя правда — так, евреи сами (согласно Библии) переселились в Египет и первоначально были правящей верхушкой при захватчиках-гиксосах. Некоторые историки утверждают, что иудеи и были теми самыми гиксосами, что косвенно подтверждается семитским происхождением большинства гиксосов. То есть как минимум, иудеи пришли в Египет к родственными племенам. Правили гискосы более ста лет, после чего были выгнаны из Египта. После этого и началось «рабство египетское». Что характерно, в египетских источниках нет ни евреев, ни тем более рабства, есть гиксосы и их изгнание. Иосиф Флавий (еврейский историк и военачальник) считал гиксосов прародителями евреев, а их изгнание — Исходом из Египта. То есть согласно Флавию, был не «канонический» Исход, а бегство проигравших завоевателей с награбленным добром. что можно и нельзя.

Из Германии пришлось уходить второпях, грязненько. Казалось бы, предусмотрел всё, ан нет…

— Нам нужны такие люди как вы, — Обдавая запахом дешёвого табака и алкоголя, уверенно вещал немолодой полковник, занимающий немалый пост в РОВС. Рослый, несколько грузный, с одутловатым лицом, он стоял перед Максимом, слегка раскачиваясь на носках и заложив руки за спину. Маленькие, изрядно заплывшие умные глаза, маслинами блестевшие тщательно выбритом лице, неотрывно следили за собеседником.

Парахин давно уже съехал от Мацевича, но деятели РОВС никак не могли отцепиться от интересного им человека, отловив перед рестораном, где работал попаданец. Не лучшее место для разговора, но Максим оказался очень уж увёртливым.

— Изрядное мастерство в джиу-джитсу и выдающиеся атлетические кондиции делают вас отличным инструктором для наших подразделений. А там кто знает… — растянув тонкие дряблые губы в резиновой улыбке, полковник сделал многозначительную паузу, чуть поиграв лицом, — если покажете себе истинным патриотом, то могу пообещать и офицерское звание.

С истинными патриотами Максим уже сталкивался в заведении Мацевича. Подвыпившие беляки когда вполголоса, а когда и открыто обсуждали диверсии в СССР.

— … тот поезд под Белостоком! Ну, проводница такая… симпатичная чернуля.

— Которую ты после… — собеседник делает характерный жест рукой по горлу.

— Так после же, а не до, — хохотнул рассказчик. Послышались смешки…

— До? Оригинальное у вас мышление, поручик, — голос, впрочем, звучит скорее одобряюще.

— … нет, господа, — пьяненько говорит лысоватый белогвардеец, — чернульками, тем паче комсомольскими, я не увлекаюсь. Я… вот! Коллекция, изволите видеть!

На ладони у лысоватого орден Ленина.

— … снимаю с тех, кого самолично в пекло отправляю. Пять орденков савецких, господа. Пять!

— А я…

Воевать против Родины не хотелось категорически, да и офицерское звание… смешно, право слово! Какого государства?! И сидеть потом с подобными людьми за одним столом? Нет уж!

— Простите, господин полковник, — со всем вежеством ответил Парахин, закрыв дверь служебного входа, — я далёк от политики.

Рабочая смена закончилась, отчаянно хотелось домой, постоять под душем и полежать на диване с газетой.

— Жаль, — с непонятной интонацией сказал белогвардеец, — Неволить не будем — как надумаете, так обращайтесь.

Приподняв чуть потёртую шляпу котелком, мужчина удалился геморройной походкой, широко расставляя ноги и оттопырив зад.

Звериное чутьё уголовника заблажило в голос. Распрощавшись, проводил полковника взглядом и не стал возвращаться на квартиру, затерявшись в трущобах. Через пару часов, оторвавшись от возможной слежки с гарантией, залёг в крохотной сырой квартирке в нищем рабочем квартале.

К полудню следующего дня прикормленный мальчишка принёс новости…

— Легавые крутятся, дядя Макс, — с горящими от возбуждения глазами докладывал рыжеватый пацан, — говорят, зарезали там кого-то, но подробностей пока нет. Политика?! Дядя Макс, вы коминтерновец или бандит?

Судя по глазам мальчишки, не без оснований считавшего Парахина благодетелем (оплатил семье квартирку на год вперёд, учит всяким интересным штуковинам, подкармливает иногда), особой разницы между ними он не видел. Главное — риск, романтика! А воровская или коммунистическая, это уже вторично.

Коминтерн в Германии не жаловали за откровенно просоветскую направленность и изобилие иудеев в руководстве, но идеи коммунизма пользовались немалой популярностью, разве только без интернационализма… и евреев! Да и бандиты… в нищей стране, стремительно катящейся к жесточайшему кризису, гангстерские фильмы из США собирают полные залы. Романтика! И возможный выход из нищеты.

— Бандит я, Ганс, — вздохнул мужчина чуть напоказ, что заметил бы только человек опытный, — в прошлом. Всякое бывало, но отсидел своё и от дел отошёл. А вот дела от меня, похоже, не отошли…

— Припрячь захотели? Сволочи! — Возмущённо выдохнул Ганс, сжав кулаки, — а в полицию? Ах да, биография у вас…

— Биография у меня такая, Ганс, что заинтересует любого нормального легавого, — криво усмехнулся бандит, — и если буду молчать, то стану первым подозреваемым. А не стану… достанут хоть с того света былые подельники.

— Громкие дела были?? — Восхищённо выдохнул мальчик, округлив светло-серые глаза.

— Вот уж нет! Громкие, это так… для дурачков тщеславных, да неумех, что иначе работать и не умеют. Скорее тихие, хотя и принесли они немалую прибыль. Сказал бы, так не поверишь, да и не стоит хвастать подобными вещами. А ведут они к таким людям… впрочем, не важно.