Василий Панфилов - Полет нормальный

Василий Панфилов

Полёт нормальный…

Приём, устроенный деканом Эвансом в стенах университета в начале октября, собрал экономистов со всего Восточного побережья. Биржевые игроки, известные больше в научных кругах академические специалисты, банкиры.

В орбите светил студенческие компании, жадно внимающие информации из первых уст. Не только (и даже не столько) студенты-экономисты, но прежде всего молодые люди из хороших семей. Будущие экономисты, юристы, политики…

… и мелкие финансовые спекулянты, правдами и неправдами пробравшиеся на приём.

Спекулянты в большинстве своём откровенно угодливы, готовы прогнуться перед каждым из присутствующих здесь по праву. Некоторые пытаются вести себя с нарочитым достоинством, но мало у кого получается.

— Пан Грициан Таврический [1] Комический персонаж, атаман опереточной банды из комедии Свадьба в Малиновке» , — мелькает в голове при виде очередного ряженого, пытающегося навязать своё общество Дэну Раппопорту. Интересная смесь плебейства, самомнения, нездоровой наглости и готовности быстро смыться, поджав хвост.

Наконец приятелю удаётся втолковать персонажу, что к сильным мира сего он не имеет никакого отношения, и пан атаман удаляется.

Подхожу, откровенно скаля зубы, на что Дэн только вздыхает укоризненно. Выглядит он на редкость представительно и важно, сроду не скажешь, что всех накоплений у него меньше пятисот долларов.

— Второй?

— Третий, — обиженно отвечает Раппопорт, но почти тут же ухмыляется, — ничего… я про этих проходимцев фельетон напишу.

— Всё к лучшему, — соглашаюсь с ним, ища глазами знакомые лица. Батюшки… а ведь почти всех знаю, да не заочно, а был представлен! Вот что значит попасть в старейшее студенческое братство США и тусануть разок с братьями на летних каникулах.

— Я только что с интересным человеком познакомился… да вот и он!

— Аркадий Постникофф, — зачем-то коверкая фамилию, представляется Аркадий Валерьевич, протягивая влажную ладонь.

Большая ошибка, нормальные люди выговаривают имя и фамилию, не пытаясь коверкать их, подстраиваясь под язык хозяев. Другое дело, можно (скорее даже рекомендуется) предложить альтернативный вариант имени, пусть даже прозвище. Но коверкать? Очень необдуманно…

— Эрик Ларсен, — невозмутимо пожимаю руку. Несколько ничего незначащих фраз, формальное знакомство состоялось и бывший компаньон удалился в закат.

— Ты чего? — Удивился Дэн, глядя на мои действия.

— Так, — отвечаю неопределённо, протирая руку платком, на который щедро плеснул коньяка, — неприятный тип.

— Эрик… — Раппопорт укоризненно качает головой, — я понимаю, что ты не любишь ни русских, ни коммунистов, но это уж чересчур! Мистер Постникофф никакой не коммунист и я даже сомневаюсь, что он русский. Больше похож на потомка выкреста из российских евреев.

С трудом давлю истеричный смешок, продолжая протирать руки. Не брезгливость… просто дрожат.

— Ещё хуже, — отвечаю брезгливо, — вся кремлёвская верхушка из таких.

— Опять ты за свои байки, — вздохнул Раппопорт, — евреев там почти нет… А, ладно, что с тобой спорить!

— Не связывался бы ты с ним, Дэн, — прячу платок в карман, — комми он или ещё кто, а человек гнилой, это я тебе отвечаю. Знаешь мою биографию? Хрен бы я выжил без хорошего чутья на людей!

— Настолько плохо? — Задумчиво интересуется приятель.

— Интуиция в голос орёт!

— Буду иметь в виду, — кивает Раппопорт, — хм… а мне показался приличным человеком. Ну да спорить не буду, при дальнейших контактах поостерегусь.

Не думаю, что Аркадий Валерьевич узнал вечно сутулого и вялого Сушкова в Эрике Ларсене, очень уж разные типажи. Нарочито разные, я бы сказал. Но всё равно страшно… хотя скорее опасливо и неприятно.

Людям свойственно показывать посторонним парадную сторону свое натуры, а Я-Сушков показал себя человеком ведомым, не слишком решительным и слегка трусоватым. Продемонстрировав при попадании всплеск адаптивности, быстро отошёл в сторонку.

Отошёл от того, что не связывал своё будущее с неприятными людьми… но кто об этом знает? Иногда выгодней показать, что не достоин какой-то компании. Это они слишком для тебя крутые, а не ты пренебрегаешь их безусловно высоким обществом.

Аркадий Валерьевич свято уверен в своей избранности. До идеи мессианства далеко, но засевшее в подкорке убеждение, что ему можно больше, чем остальным, встречается едва ли не у каждого российского чиновника. А Постников яркий представитель не лучшей его части.

Идеи элитарности, избранности… и твёрдая уверенность, что большая часть населения недостойна чего бы то ни было. Иначе жить неуютно. Одно дело брать своё у недостойного быдла и совсем другое — у таких же людей, как ты сам.

Отсюда проистекает недооценка, а часто и отсутствие элементарного понимания людей, не вписывающихся в привычное чиновники-силовики-бизнесмены-бандиты.

Я-Сушков для Постникова априори второсортен, сопоставить с Эриком Ларсеном не получится. Но…

— Паровозы нужно давить, пока они чайники. Связаться с Родригесом? Или тот чернокожий громила? А, кто на связи окажется! Тот случай, когда не стоит затягивать решение возможной проблемы!

— Команч, вот ты где! Так и знал, что найду тебя в бойцовском зале! — Разувшись, Давид Андерсон прошёл по матам и остановился метра за полтора от меня, замахав ладонью у лица, — Фу! Потом как воняет… слышал о Заке?

— Что он опять учудил? — Заинтересовался я, остановив тренировку, — в смысле, что он учудил, и как это прошло мимо меня?

Видя, что президент не собирается секретничать, борцы подтянулись поближе, рассевшись на полу.

— Растёт! — Хохотнул негромко Андерсон, кивнув парням, — уже самостоятельно в приключения влипает! Чёрт его занёс вечером в городской парк, да нетрезвого…

— Это вчера, что ли? Он вроде сказал, что постоит у дома, проветрится… я ждать не стал, а утром рано убежал на тренировку.

— Ага, допроветривался до парка. Грабителям Зак показался хорошей добычей, Одуванчик-то…

Унизительная кличка Сопля, данная при вступлении в братство, как-то не прижилась — случай не частый, остальные братья остались при своих. А вот Одуванчиком, с моей подачи, его стали звать даже родственники.

— Погоди… — влезает Ливски, вытерев потное лицо полами новенького, не обмятого ещё кимоно, — это не он верхом… слышал я что-то краем уха, но очень уж на враки похоже. Не томи, давай!