Василий Панфилов - Полет нормальный

Камера поехала по рельсам, надвигаясь на ссутулившегося Ларри. Руки в карманах, крупная (прямо-таки кусками с ноготь) перхоть на плечах, выражение лица самое завистливое. Одет с шиком, но безвкусно и аляповато.

— Пусть лицом поиграет, — негромко предложил лысоватый оператор, — чтоб не однообразно.

— Дело. Ларри! Поиграй лицом!

— Здесь какие титры пустим? — Негромко поинтересовался Дюк, — может, что-то вроде Закрытые сообщества подозрительны любому здравомыслящему человеку, а вслух — сволочи, принять меня не захотели!

— Годится, — и озвучиваю слова для Ларри. Звук монтировать будем потом, но губы должны шевелиться более-менее естественно.

— Машины, машины поехали! Ларри, ты пока всё, давай сюда… поехали говорю!

Те же машины и те же девицы, тот же чернокожий водитель… но антураж совсем иной. Одеты и накрашены девицы с бесовщинкой, как говорят ныне. Ну или в готическом стиле, как говорили в моё время…

Чёрная или кроваво-красная помада на губах, броский макияж, взгляды исподлобья или напротив — настолько сверху, что ноздри видны.

Джозеф тоже отдаёт дьявольщинкой — чёрная униформа с красными вставками в виде языков пламени, подкрашенные для жути глаза, кожа припудрена так, что кажется сероватой. Восставший мертвец или… в общем, фантазия при виде него играет здорово.

— Девочки, молодцы! Яркие образы, аж в дрожь бросило! Заходим, заходим…

В доме братства всё расписано мистическими или (что чаще) псевдо мистическими символами, повсюду меноры [165] Мено́ра (др. — евр. מְנוֹרָה [ менора́ ]. букв. «светильник») — золотой семирожковый светильник, или подсвечник на семь свечей (семисвечник), который, согласно Библии, находился в Скинии собрания во время Исхода, а затем и в Иерусалимском храме, вплоть до разрушения Второго Храма. Является одним из древнейших символов иудаизма и еврейских религиозных атрибутов. , плохо сделанные чучела животных (нарочно искали такие по ломбардам), в углу саркофаг с мумией (настоящий!), свисают с потолка дымящиеся курильницы, на полу пентаграмма.

Одетые в чёрные балахоны, расшитые у кого алым, у кого золотым, братья входят по одному, надвинув капюшоны на лица. Впереди Дюк, торжественно читающий Овидия на латыни. Для тех, кто не знает языка, звучит жутковатым заклинанием. Президент в образе, настраивает таким образом братьев на качественную игру.

Столпившись у алтаря (письменного стола, задрапированного чёрной тканью со всякими блёстками) Дюк взмахивает зловещего вида серпом…

— Вот здесь крик пустим. Ещё раз! И расступитесь чуть, а то жертва совсем не видна, камера хотя бы очертания тела должна захватить. Как, Вилли?

— Нормально, — отзывается оператор, — и, мистер Ларсен…

— Да?

— Пафоса маловато. Извините…

— Думаешь? Парни, ещё раз… действительно маловато. Вы попробуйте не идти, а шествовать, а руки не поднимать, а воздевать… да! С первого раза, надо же! Вилли, давай!

Жертва конвульсивно задёргалась…

— Щекотно же, — завопив голосом Одуванчика, — хватит, хватит, а то я действительно помру!

— Одалиски пошли… молодцы, девочки!

Камера наехала на стоящего в гриме завистника Ларри, а потом в кадре показалось крупным планом лицо сержанта Ларсена.

— Наркоман, что ли? — Произнёс он, вглядываясь в камеру, будто в лицо, — парни, подъезжайте сюда, наш клиент.

— Пастораль, народ. Очёчки каждому, учебниками обложитесь… не, мало. Тащите из библиотеки талмуды потолще, да чтоб пирамиды прям книжные. Ларри! Пибоди, на твои таланты полагаюсь, разложи всё поинтересней. Да не сам, не стесняйся братьев напрягать! У тебя с мышцами пока туго, зато с фантазией более чем!

Дом братства, превращённый в филиал библиотеки, наполненной старательно зубрящими высокоморальными занудами, то и дело встающими в пафосные позы и произносящими пафосные же речи.

— Мотор!

— Негоже это, — сверкая очками (специальное покрытие, через которое ни хрена не видно) и укоризненно покачивая прилизанной головой с избытком геля, роняет Енот, — глядеть вслед с похотью на девиц, мимо проходящих. Ты же осмелился ей ПОДМИГНУТЬ!

Громила Боб, парень из весьма приличной семьи, коего бог и родители наградили физиономией матёрого рецидивиста, старательно тупит глазки и ковыряет носком ботинка ковёр. Стоящие вокруг братья вздыхают укоризненно…

… комната выглядит как мечта мальчика лет восьми. Повсюду модели самолётов, поездов и машин. Одетый в пижамку с кроликами, в обнимку с большим плюшевыми мишкой и засунув палец в рот, на кровати посапывает Томас Чейни. Образ маленького мальчика портит только трёхдневная щетина, да выглядывающие из-под одеяла ноги в дырявых, нарочито заскорузлых носках.

Пастораль снималась тяжелее всего, народ уже устал, да и кураж стал проходить. Поэтому не стали делать на ней акцент.

— Лучше меньше, да лучше, — режиссёрской волей утвердил я, — материала минут на десять хватит, а больше и не нужно. Всё, сегодня окончание снимаем!

— Представьте титры, — делаю широкий жест рукой, — с нашими именами… ну и вообще, можно будет подурачится с этим. Если у кого идеи есть, давайте. Да, титры… фильм вроде бы закончился, а потом на экране появляется дверь. Вот здесь и разворачивается последнее действо. Ясно?

— Ясно, ясно, — подтвердил Дюк за всех.

— Чейни, пошёл!

Всё так же в пижамке и небритый, он нащупывает рукой под кроватью полупустую бутылку виски и делает из неё несколько глотков, не открывая глаза.

Енот, всё такой же прилизанный, крадучись помогает пройти наверх какой-то сомнительной девице сомнительного типа. Морда похотливая и на редкость похабная. Сразу понятно, что предстоит не просто блуд, а самый настоящий разврат.

Ларри, лишённый грима, вместе с несколькими парнями с пьяным гоготом мечут ножи в привязанного к дереву пьяненького деревенщину.

— Ой, — произносит чей-то голос, — спалили.

Чейни вскакивает с кровати, прячет бутылку в шкаф и начинает играть с машинкой, изображая губами тарахтенье двигателя.

Енот прячет девицу в шкаф… откуда вываливается обряженный в женскую одежду скелет.

— Вот ты где, Миранда, — расстраивается тот, — а я думал, бросила меня…

Метатели ножей уже сидят мирно, читая книги. С ними сидит и пьяненький провинциал, всё так же обмотанный верёвками и не проснувшийся.

— Всё не так, — раздаётся громкий шёпот, — погоди, я покажу, как всё на самом деле…

Дверь закрывается, снова распахивается…

— Да кому интересно, как оно на самом деле? — Говорит другой голос, закрывая дверь, — нам ещё…

— Что нам, что нам? — Произносит человек, который всё это время и подглядывал в замочную скважину за жизнью братства, — ну вот… на самом интересном месте!