Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Да уж, и не возразишь. А может, Кутузов, это хитрейший из хитрейших, которого турки не зря называли Одноглазым Лисом, специально послал такого гонца, который ничего не видел и, следовательно, не сможет разгласить ничего экстраординарного; пакет же при нем так и остался невскрытым, потому что император сам ломал именную сургучную печать князя Кутузова. А это значит, что новой пугачевщины пока ждать не стоит. По крайней мере, до тех пор, пока сам Артанский князь не призовет Русь к топору, что маловероятно. Кутузов в своем послании особо упирал на то, что войско у этого Серегина, хоть и небольшое, но прекрасно вооруженное, обученное и дисциплинированное. А авантюристы, имеющие в руках такую силу, Русь к топору не зовут, нет. Зачем ему бунт, если он и в самом деле самовластный князь со своей армией? Тут не Пугачевым пахнет, а новым Лжедмитрием, претендентом на престол. Договорится с аристократией, предъявит колдовской меч в качестве данных свыше полномочий, один апоплексический удар табакеркой – и трон свободен. Тем более что если его армия внезапно, без чьего-либо ведома, очутилась в самой середке России недалеко от Москвы, кто же может поручиться за то, что она таким же образом не окажется в пределах Санкт-Петербурга, где сейчас совсем нет войск? Так можно уничтожить все семейство императора разом, со всеми его братьями и сестрами*. И при этом не стоит забывать, что это Серегин может и в самом деле оказаться Посланцем Божьим, посланным на грешную землю не для того, чтобы вразумлять и просвещать, а чтобы карать и миловать. Страшно ведь жить, когда не знаешь, чего ждать от жизни в следующий момент.

Примечание авторов:* Если бы император Александр Павлович мог знать, каким издевательским смехом капитан Серегин ответил бы на предложение хоть немного «поцарствовать» в Российской Империи начала девятнадцатого века, был бы поспокойнее. Но, увы, такое знание было ему пока недоступно, а когда станет доступно – будет бесполезно.

Утомившись допросом, расстроенный Александр Палыч отослал гонца прочь, да и его сердечные друзья, князь Голицын с Родионом Кошелевым, сильно встревоженные, тоже с позволения царя ушли почивать. Мол, время позднее, монарх не в духе, и вообще, утро вечера мудренее. Лег спать и сам император, но сон не шел. Было душно и в то же время зябко. В кронах деревьев дворцового парка громко каркали вороны. Над Финским заливом метались отсветы молний, и где-то в отдалении глухо ворчал гром. В голову лезли самые мрачные мысли. То, что еще совсем недавно казалось бредом и мистификацией, сейчас грозило оказаться самой настоящей правдой. Молились о даровании победы? Вот вам победа и все, что к ней прилагается!

Ну, если вспыхнут сейчас на темной стене огненные письмена или же встанет на пороге опочивальни суровый чужеземный князь с огненным мечом – и что тогда? Куда бежать, кому жаловаться и кому молиться в таком случае, если уж само Небо разгневалось на несчастного русского царя?

Но никто не являлся к Александру Павловичу, грозя оружием, и пылающие письмена на стене тоже не загорались. И в конце концов он, измученный предшествующими молениями и прочими переживаниями, забылся коротким кошмарным сном, в котором он, маленький и жалкий, убегал от каких-то кошмарных тварей, похожих на сгустки мрака, которые грозили настигнуть его и разорвать на куски. Проснулся император разбитый, с головной болью и трясущимися руками и ногами. Какое там утро вечера мудренее – в таком состоянии, будто с похмелья, ему было даже хуже, чем тогда, когда он ложился спать.

Что написать в ответном послании, какой приказ дать Кутузову и стоит ли вообще оставлять его главнокомандующим, когда Наполеон уже разгромлен? Слишком уж он хитрый и себе на уме. Если Одноглазый Лис (не столько стратег и тактик, сколько мастер интриги) просчитает обстановку и решит, что держаться Серегина ему удобнее и безопаснее, то он сдаст Александра Павловича Божьему Посланцу в тот же момент со всеми потрохами. Назначить на его место Бенигсена? Пусть он и бесталанная посредственность, зато выполнит любое указание царя, например, приказ внезапно напасть на так называемую артанскую армию, пленить ее предводителя и в цепях привезти в Санкт-Петербург, как самозванца и шарлатана. Правда, при этом не стоит забывать и о том, что от такого приказа могут взбунтоваться армейские офицеры, ибо сие противно законам чести, да и Посланец может оказаться вполне настоящим, в результате чего последствия такого приказа могут выйти воистину ужасными.

Император Александр Павлович прекрасно помнил, как кончили свои дни его папенька Павел Петрович и дед Петр Федорович, и теперь сам опасался того же конца. Ведь все монархи в Российской империи, начиная с Петра Великого и заканчивая им самим, приходили к власти не по закону, а в результате цареубийств и дворцовых переворотов. «Не стоит говорить ни «да» ни «нет», – вдруг подумал он, – ведь мне совсем ничего не известно. Быть может, следует приказать заложить кареты и, пока не зарядили осенние проливные дожди, самому поехать разобраться со всем на месте. Ведь если тот, кто называет себя артанским князем Серегиным, обычный шарлатан, то он мне ничем не опасен, а если он и в самом деле послан сюда с небес для того, чтобы карать и миловать, то от него не укроешься ни в Петербурге, ни даже на Камчатке. Так что ехать к армии надо непременно. Для начала можно объявить, что император лично собирается наградить героев, одолевших супостата, а там, на месте, дальше будет видно. В конце концов, если когда-то у него получилось договориться с Бонапартием, так, может, теперь получится заключить договор и с Артанским князем – чай, он будет не страшнее Корсиканского Чудовища…

Четыреста семидесятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Сегодня уже неделя, как мы хулиганим в мире тысяча восемьсот двенадцатого года, и можно подводить первые итоги и смотреть, что у нас в сухом остатке. А в остатке пока только разгром Наполеона, пленение его армии и пополнение моего собственного войска новыми рекрутами, что хорошо, но совершенно недостаточно. Стоит нам уйти, оставив дела в таком положении, в каком они находятся сейчас – все моментально вернется на круги своя. Наполеона, если мы его отпустим, как-нибудь добьют, в Париже реставрируют Бурбонов, Александр Павлович закрутит свою прежнюю кадриль с прусаками, австрийцами и британцами; и история, немного побурлив, войдет в свои берега. А нам этого не надо, не для того все это, в конце концов, затевалось. И, как ни крути, главный винтик в этой мясорубке все же Александр Павлович, без его низкопоклонства перед протестантским Западом вся эта конструкция рассыпается на запчасти.