Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Наполеон пошел на эти самые le danse, разумеется, не для того, чтобы подобрать себе жену. Ему просто хотелось женщину. Постельную партнершу без всяких обязательств, с которой можно было бы сбросить накопившееся за последние месяцы напряжение. Наполеон знал, как хорошо помогает «это дело» взбодриться и почувствовать себя живым и полным сил… Однако с этим возникла некоторая сложность. Мускулистую остроухую Бонапарт в свою постель не хотел, немускулистую тоже. Он уже немного был в курсе их происхождения и, несмотря на то, что Артанский князь признал их равными себе, Бонапарту казалось, что это все равно как лечь с животным – например, с козой (что, к примеру, с античных времен практиковали корсиканские пастухи при отсутствии женщин). В то же время амазонки, подходящие Бонапартию по всем параметрам, которых на площадке для le danse было не так уж и много, с легкой брезгливостью отворачивались от его оплывшей фигуры с оттопыренным животиком. Мол, идите отсюда, мужчина, вы беременный. Наполеон не привык к такому отношению; обычно это была его прерогатива – критиковать несовершенства фигуры у женщин. Столкнувшись же с критикой в свой адрес, он совсем сник и проклял свою затею с этими le danse. Кротких и покорных ему тут уж точно не сыскать… Впервые его отвергали. Впервые его критиковали (пусть даже не явно, не в глаза) и едва ли не высмеивали. Впервые он имел дело с такими женщинами, которые не благоговели перед ним, а вели себя так, будто во всем равны ему. Они, эти распутницы, вообще относились к мужчинам без особого пиетета, и этот факт поднял вдруг со дна души Наполеона все его застарелые комплексы… Он словно увидел себя со стороны – и ужаснулся. И вправду – он уже совсем не тот молодой жеребчик, что был лет десять тому назад… Ослепленный женским обожанием, он не замечал, как меняется его тело… «Проклятье! – сжимая кулаки, думал Наполеон, – проклятье! Никогда не думал, что буду столь унижен и посрамлен… Да еще кем – женщинами, распутницами! Да ведь в их глазах я, должно быть, невзрачный сморчок с отвисшим брюхом и одутловатым лицом… Так и есть – я неприятен им! Я! Никогда не думал, что доживу до такого дня…»

Не желая больше дразнить себя созерцанием стройных, высоких и дерзких красавиц, получая в ответ ледяное равнодушие с едва скрываемым презрением, он с тяжелым вздохом украдкой посмотрел на свой живот, машинально стараясь поджать его. Лечение у Лилии началось совсем недавно (та первым делом прикрутила у Бонапарта кран аппетита), и эта пикантная часть тела, хоть и уменьшилась в размерах, все еще дискредитировала Бонапарта своей дрябленькой выпуклостью. И ничего с этим нельзя было поделать, потому что плевать амазонкам, император он там или нет. Они девушки разборчивые, и точка. С кем попало не спят. Если ты император, тогда доведи свою фигуру до того же образца, что и у Артанского князя. Тоже ведь человек немаленький, а мышцу качает регулярно.

И идти бы Бонапарту с le danse не солоно хлебавши, но тут на его пути попалась мадам Гера… точнее, это он вместе со своим столиком очутился на ее пути. И эта мадам, что примечательно, не обратила никакого внимания на животик императора. Зато она очень хорошо срисовала тяжелую властную ауру, висящую над головой у этого смертного… И замерла, не сводя с Наполеона пристального взгляда, размышляя следующим образом: «Вот это да! Пожалуй, эта аура мало чем уступала той, которую носил Зевсий, а кое в чем даже ее превосходит…» Ее бывший муж давным-давно закончил свою борьбу за абсолютную власть, а у этого смертного все еще было впереди. В тот момент Гера даже не задумывалась над тем, кто этот мужчина и что он тут делает. Все затмила его аура власти… Поскольку этого мужчину прежде никто не застолбил (а драки и скандалы на танцплощадке, мягко выражаясь, не приветствовались), теперь это была ее, и только ее добыча.

Что касается самого Наполеона, то он, уже утративший всякую надежду на успех, находился, мягко выражаясь, в обалдении, не смея поверить, что судьба, словно сжалившись, подкинула ему приятный сюрприз. На него в упор, с откровенным и многообещающим интересом смотрела красавица – высокая, стройная, полногрудая, с пышной гривой вьющихся крупными кольцами черных волос. О, она была прекрасна… Было в ней что-то дикое, необузданное, отчего у императора поползли по коже сладостные мурашки предвкушения… В свое время его Жозефина ввела во Франции так называемый неогреческий стиль в женской одежде. Так вот, на француженках конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века все эти хитоны и пеплосы смотрелись откровенно нелепо, как седла на коровах… но это никак не касалось подошедшей к нему незнакомки. Она носила свой древнегреческий наряд с врожденным изяществом королевы. Несколько выбивались из стиля лишь туфли на высоком каблуке-шпильке.

– Мадам… – вскочил на ноги Наполеон, у которого тут же пересохло в горле, – позвольте мне выразить свое восхищение вашей красотой!

– Месье, – кокетливо ответила ему Гера, взмахивая ресницами и поправляя непослушную прядь на изящным ушком, – право же, мне так неловко от ваших комплиментов, что даже стало жарко… Воды, воды, ледяной воды, пожалуйста…

Пока окрыленный Бонапарт неловко щелкал пальцами, делая заказ невидимому слуге, Гера присела за его столик. Она принялась обмахиваться невесть откуда взявшимся веером, представляя на мужское обозрения свое соблазнительное декольте, в котором некоторые мужчины с удовольствием утонули бы с головой. В тот момент идея выйти за этого смертного замуж еще не приходила ей в голову. Ей просто хотелось как следует оттянуться, и этот мужчина с жесткой волевой аурой профессионального завоевателя подходил для этого как нельзя лучше. И было совершенно неважно при этом, как он выглядит. В глазах Геры он был великолепен – мелкие дефекты внешности с лихвой окупались мощным сиянием его ауры.

Невидимые слуги принесли им два высоких тонкостенных стакана с чуть пузырящейся магической водой, до предела заряженной энергетическими, транквилизирующими и возбуждающими заклинаниями. Гера специально так подстроила, ибо ей хотелось расслабиться и забыть все с этим мужчиной из смертных, который однажды уже сам вознес себя до уровня богоравного героя – с ним, именно с ним. Такое с ней было, пожалуй, впервые. Аура этого мужчины неодолимо влекла ее… В какой-то момент их руки сплелись и они выпили на брудершафт (что имело далеко идущие последствия). И после этого Наполеон почти ничего не помнил из происходящего…

Вроде они танцевали какой-то дикий танец, причем он скакал молодым козлом вместе со своей дамой. Потом он взвалил свою разгоряченную и смеющуюся партнершу на плечо и понес ее сначала к кабинкам для удовлетворения страсти, где они, торопливо раздевшись, соединились с таким энтузиазмом, что, казалось, их стоны и вопли слышала половина Запретного Города. Потом, прямо так как есть (то есть не одеваясь), Бонапарт, будто сатир, похищающий вакханку, протащил на плече свою обнаженную хохочущую даму (и откуда только силы взялись) от танцплощадки до Башни Власти, ворвался в свои апартаменты, приказал невидимым слугам никого не пускать, и почти до самого утра, пока не закончилась сила заклинаний, занимался с ней самыми различными сексуальными действиями. В конце концов они оба уснули, перепутавшись руками и ногами во взаимных жарких объятьях…