Валентин Ерашов - Коридоры смерти. Рассказы
- Название:Коридоры смерти. Рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Независимое издательство ПИК
- Год:1990
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Ерашов - Коридоры смерти. Рассказы краткое содержание
Коридоры смерти. Рассказы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Что вы, Павел Исаакович, — сказал я, — с какой стати?
— Я знаю, Гоша. Я постарше… Слышите, прошу вас…
— Хорошо, — сказал я. — Но только из уважения…
На работу батальон не вывели, поскольку полковник и Прокус взялись таскать всех по второму кругу. Приехали еще трое — в узких погонах юристов, — потребовали освободить для себя помещение, тоже принялись вызывать. Нагуманов и Кострицын отлеживались, остальные офицеры занимались кто чем, и только сержанты чувствовали себя спокойно — отвечать придется штрафникам да начальству…
Закончился томительный и бестолковый день, в халабудке Прокуса засветился аккумуляторный фонарь, и окружала ту избенку зловещая тишина…
Я очнулся на рассвете. Торчала над макушками худосочная луна, к сапогам липло, сонный дневальный отдал честь, хотя мог и не делать этого — я был распояской, без пилотки, — но с перепугу все старались ни в чем не проштрафиться. Отовсюду гудел храп, кто-то бормотал и матерился, и еще я услышал напряженный, будто кукольный разговор. Подслушивать не годилось и было попросту опасно, и все-таки я не удержался: уж очень требовалось понять, что происходит у нас, к чему приведет, и чудилось, будто разговор относится именно к этому.
— Интересы решительного укрепления воинской дисциплины, повторяю… — кажется, это говорил полковник, ну, конечно, говорил он.
Дальше я не мог его разобрать.
А вот — Нагуманов. Без акцента, гладко, словно по написанному — значит, раздражен и взвинчен.
— …не обязательно крайние меры. Есть Дисциплинарный устав…
— Но в определенных случаях административных мер воздействия недостаточно, и тогда приходится прибегать к более решительным…
Это Кострицын, вон как запел!
— Разрешите курить, товарищ гвардии полковник?
— Да курите, Прокус. А вы, капитан, довольно демагогии. Развалили батальон — ну и помалкивайте. А что касается решения — в конце концов, мы имели полное право поставить вас перед постфактумом. Все. Давайте его сюда.
Он так и сказал: «перед постфактумом». Но о ком речь?
Я отодвинулся в кусты, пошел в уборную. Там переждал немного — слышно было, как дежурный по батальону шерудит неподалеку — и выглянул на боковую линейку. Сержант Губаревич, самый исправный служака, вел под винтовкой расхристанного Матюхина.
Трибунал заседал втихаря. Заседатели полагались от офицерского состава и от рядовых: ими назначили Лешу Авдеева, покладистого и добродушного, вторым — Виктора Старостина, разжалованного летчика, он был весельчак и балагур, и я не мог в толк взять, почему для серьезного дела выбрали его, но я подумал — может, оно и к лучшему, сам пострадал, поймет…
Личный состав угнали на делянки. Этинген, проходя в строю мимо, еле заметно кивнул, я ответил громко и тщательно:
— Здравствуйте, Павел Исаакович.
Он снова кивнул — теперь неодобрительно.
На отшибе — там, где кончалась черта лагеря — двое пожилых, очень похожих друг на друга солдат, оба загорелые, худые, длинноусые, продувные, их кликали общим прозвищем Хитрый-Мудрый, обоих вместе и каждого порознь, ковыряли нетронутую лесную землю. Я спросил:
— Погреб, что ли, копаете?
— Погреб, точно, комсорг-сержант.
— Человека в нем сохранять, чтоб до поры не прокис, — добавил другой.
— Непонятное что-то, — сказал я.
— Думаешь, нам понятно? Ты круг начальства грешься, тебе видней, — сказал то ли Хитрый, то ли Мудрый.
Я разыскал Этингена.
— Павел Исаакович, минуточку, — позвал я.
— Я же просил вас, Игорь, — сердито выговорил он, отходя ко мне в сторонку. — Ни к чему вам сейчас демонстрировать отношения со мной.
— Хорошо, не буду, — почти отмахнулся я. — Только вот. Вы можете мне объяснить, почему и за что судят Матюхина вообще и почему именно его, а не другого? Ведь почти все ходили в самоволки…
— Всех не осудишь, — ответил Этинген. — В таких случаях выбор падает на кого-то. Чаще всего — достаточно случайно. А у Матюхина под нарами обнаружили корзину продуктов. Значит, не только самоволка, но и грабеж. Или мародерство. Или кража. Правда, он объяснил: добром этим его женщина в деревне одарила, но кому какое дело… Нашли ведь продукты, факт налицо… А судить — кого-то надо так и так…
— Кончай перекур! — скомандовал штрафникам сержант, Этинген пошел к своему напарнику — взяться за пилу, а я кинулся в лагерь.
— Иван Панкратович! — крикнул я почти с порожка палатки. — Иван Панкратович, почему судят Матюхина, ведь почти весь батальон ходил в самоволку, а продукты Матюхину дала женщина, сама дала, какой же он грабитель?
— А ты видел, как она… давал а? — Кострицын усмехнулся нехорошо и пожевал. — Не видел. И я нет. А нашлись, кто видел — хапанул он с погреба. И других подбивал. И надо кого-то судить — ради наведения порядка. Знаешь, как Ленин говорил? Снисхождения к врагу быть не должно.
— Какой же Матюхин враг, товарищ старший лейтенант? — выпалил я. — И разве Владимир Ильич учил, чтобы судить ни за что, первого попавшегося?
— Слушай, комсорг, не мели языком, — почти как Нагуманов, сказал Кострицын и спустил ноги на землю. — Не болтай, пока не подрезали твой язычок. Всякий, кто подрывает в армии дисциплину, — тот предатель и изменник, что, забыл ленинскую цитату?
Тут я вспомнил подслушанный ночной разговор — как же я сразу о нем не вспомнил, чего ради я приперся к Кострицыну, ведь он там поддерживал полковника из контрразведки, они заранее сговорились, и вообще нет Кострицыну дела ни до кого, ни до чего, только и думает о своей печенке, о демобилизации, хотя и корит других за демобилизационные настроения; и парторг у нас в госпитале, он справедливый мужик, был бы здесь — быть может, все иначе сложилось бы…
— Можно идти? — спросил я торопливо и помчал к Нагуманову, мы с ним были земляки, из соседних районов, но я редко заходил к нему, а сейчас не знал, куда мне кинуться, и ведь в том, на рассвете, разговоре Нагуманов защищал вроде Матюхина.
Комбат был, конечно, пьян, однако не слишком: еще что-то, кажется, соображал.
— Товарищ капитан, — зачастил я, — товарищ капитан, ведь вы против того, чтобы судили Матюхина, правда ведь, товарищ капитан?
— Не разрешал ко мне обращаться, — ответил Нагуманов и повернулся спиной. — Шагом марш, комсург, занимайся своим делом.
— Товарищ капитан, — сказал я в спину. — Как вы думаете, его приговорят… к заключению, да?
— Пошел отсюда, — сказал комбат, как собачонке.
Вот и он трусит, он пытался ночью что-то возражать, пытался защитить Матюхина, теперь же одумался, поскольку своя рубашка ближе к телу, неужели все люди поступают в трудные минуты подло и трусливо, неужели никто не посмеет заступиться за Матюхина? А сам я? Но что я могу сделать, я всего-навсего сержант, меня и слушать не станут — шагом марш, пошел вон, как сейчас приказал Нагуманов…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: