Евгений Красницкий - Отрок. Ближний круг: Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское [сборник litres]

Мишка попробовал пошевелиться, боль в левом боку была, но не такая сильная, как можно было ожидать.

– Давай-ка, Андрюха, ставим его на ноги! Шевелится, не пищит, значит, ничего страшного.

– Михайла! – тон Корнея мгновенно сменился с обеспокоенного на ругательный. – Ты чего сюда полез? Жить надоело? Я тебя теперь на поводке, как собаку, водить должен?

– Да будет тебе, Корней! – успокаивающе заговорил Леха. – Он же не знал, что мы этих уже окружили. А хорошо получилось – они ему навстречу высунулись, а мальцы всех враз из самострелов положили. Быстро и потерь никаких, а то сколько бы возиться пришлось?

– Ты мне зубы не заговаривай! – судя по голосу, дед все-таки злился не очень сильно. – А если бы топор выше или ниже попал?

– А мог и вообще не попасть! В того дурака уже болт всадили!

– К-х… Кхе, какой топор? – Мишка, утвердившись с помощью Немого на ногах, решил принять участие в разговоре.

– Нет, вы слыхали? – Дед издевательски подбоченился. – Он, оказывается даже не видит, что в него топорами швыряются! Подумаешь, мелочь какая – топоры! Андрюха, а ты куда смотрел?

– Да не мог же он за мальцами по крышам прыгать? – десятник принялся защищать теперь уже Немого. – А потом Минька пропал куда-то… только сюда и выскочил. Без самострела, с рогатиной… вон, еще и рукавицы где-то посеял.

– Ну, ты прямо как наседка над цыплятами квохчешь! – дед остывал на глазах. – Чего это ты, Леха, сердобольный такой сегодня?

– Слушай, Корней! – воеводский боярин, кажется, начал злиться. – Чего тебе неймется? Михайла твой жив-здоров, мальцы его чуть ли не всех стражников сами, без нас, положили! Да ты когда-нибудь такую атаку видел – с двух сторон, по крышам, стреляя на ходу? Если где-то в городе или селе воевать, так я их хоть сейчас в свой десяток взял бы и спасибо сказал!

– Кхе! Взять-то ты бы взял, да кто ж тебе даст? Михайла, а ну, подай голос! Цел? Пошевелись-ка.

– Цел, деда… господин сотник! К службе пригоден!

– Пригоден он… где тебя черти носили?

– Роська с крыши упал, я во двор забежал, а там… задержаться пришлось.

– Задержаться ему… Кхе! Все! Леха, Данила, по местам! Погостные уже по домам шарить пошли, шуганите-ка их. Глеб! Где Глеб?

– Здесь я!

– Младшую стражу в дозор вокруг села.

– Один десяток оставлю болты собрать?

– Хватит пятерых! Остальных по коням, быстро!

– Это… Корней, вьючный табун Младшая стража взяла – наша добыча. Ты боярину Федору скажи…

– Скажу, скажу… я ему такое скажу… раззявы косорукие…

Мишка приложил руку к ноющему боку и наткнулся на какой-то острый угол. Опустив глаза, увидел, что малый подсумок разрублен наискось и из него свисает запасная тетива и сыплются какие-то крупинки. Выходило, что ему в очередной раз повезло: лезвие брошенного в него топора разрубило жесткую, как фанера, кожу подсумка, раздробило каменный брусок для выглаживания ствола самострела и дальше не пошло. Оставшуюся энергию удара приняли на себя задняя стенка подсумка, оружейный пояс и доспех с поддоспешником.

«Гм, а может, зря вы, сэр Майкл, насчет оставшихся сорока лет засомневались? Такая пруха, причем, не первый раз…»

Искать самострел и рукавицы в одиночку Немой Мишку, конечно же, не отпустил, потащился следом. Сидя верхом на Звере, Мишка еще раз оглядел улицу, на которой и произошли главные события. Леха Рябой был совершенно прав – большинство стражников действительно было убито самострельными болтами. Увидев Матвея, перевязывавшего голову ратнику Макару, Мишка остановился и спросил:

– Моть, как там наши? Убитые, раненые есть?

– Убитых нет. Раны тоже так – синяки царапины. Правда, четверо пока не вояки.

– Кто?

– Варфоломей сквозь крышу провалился, руку вывихнул. Нифонту лошадь на ногу наступила. Тут пока не знаю, могла какая-нибудь косточка треснуть – в ступне их много, надо смотреть, пока пусть полежит. Исидору стрела в подбородок попала, вскользь, правда, но сломанное кольцо из бармицы ему почти до кости въехало. Я обломок вытащил, но рожа… пока борода не вырастет, отворотясь не насмотришься. Ну и Роська, конечно! И опять с задницей! На поленницу дров с крыши слетел, я из него одиннадцать заноз вынул! Неделю в седле не сидеть, самое меньшее!

– А ратники?

– Меня пока ни к кому не звали, но у наших, я слыхал, один убитый… имени не знаю, а у погостных аж пятеро покойников.

– Бараны, – прохрипел Макар, – бабы лучше воюют.

– Ты, дядька Макар, громко не говори, а в Ратное вернешься – сразу к тетке Настене ступай. Что-то мне горло твое не нравится.

– Моть, там, – Мишка махнул рукой, указывая направление, – волхв убитый лежит. Ты посох его подбери, заверни во что-нибудь. Мы посох куньевского волхва Нинее отдали, наверно, и этот тоже надо ей отвезти.

Видно было, что поручение пришлось Матвею не по вкусу, но он согласно кивнул головой.

– Ладно, подберу.

Во дворе, где Мишка бился с тремя мужиками, стояли две телеги. Незнакомый ратник из людей боярина Федора пристраивал в одну из них объемистый узел. Во второй телеге сидело пятеро маленьких детей, а рядом стояли четверо связанных женщин и подросток лет десяти-одиннадцати. В стороне на земле лежала старуха с окровавленной головой. Увидев двух въезжавших во двор всадников, ратник отпустил узел, отшагнул за телегу и бросил взгляд на прислоненное к стене дома копье, потом настороженно уставился на подъезжающих.

«Сволочи, как воевать, так толку никакого, а как грабить, так первые. Старуху убили – не нужна… А сами-то вы, сэр… Молчать! Я с тобой еще за «мультик» со Зверем Велеса не разобрался!»

Этот внутренний диалог, видимо настолько явственно отобразился на Мишкином лице, что молодой погостный ратник тревожно пошевелился за телегой и проблеял:

– Э-э, вы чего?..

– А-а, Михайла! – ратник Дорофей как раз вылез из погреба в обнимку с тяжеленной кадушкой. – Митяй, помнишь, я тебе про парня рассказывал, который беглеца не только отлупил, но еще и в дерьме вывалял? Так вот, это он и есть!

Дорофей поставил кадушку на землю, не дотащив до телеги, и поинтересовался:

– Михайла, ты сюда с делом каким или просто так?

– Я тут самострел оставил и рукавицы латные… ножи еще вон в тех мужиках были.

– А-а! Так это ты тут окаянствовал? Вас что, Корней сырым мясом кормит? Видал, Митяй, какие ребята в Ратном? Троих мужиков убил, двух баб потоптал… это ж надо! Только зачем же товар-то портить? Ты ж девке кольчугой весь перед ободрал! Хотя, конечно, бывает сгоряча. А самострельчик мы твой прибрали от греха… и ножички, и рукавички… чтоб не пропали. Мало ли, хозяин объявится? А он вот, как раз и объявился. Митяй, доставай – они там, в телеге.

Что-то Дорофей был слишком приветлив да разговорчив. Скорее всего, он с напарником нарушал какую-то договоренность между Корнеем и Федором о распределении добычи, и сам это прекрасно понимал. Впрочем, Мишке было не до Дорофея. С одной стороны, аж щека зачесалась – его жег взгляд Немого, явно изумленного любвеобильностью воспитанника, ранее в распутстве и насилии незамеченного, с другой стороны, горели ненавидящие глаза изнасилованной девки. Видимо, она опознала обидчика лишь после слов Дорофея – бармица сейчас не закрывала Мишкино лицо, а от грязи Немой ему помог отчиститься.