Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том II

— Андрон… — поправляет ее один из парней, тот, что в очках.

— Они режиссеры, ВГИК закончили — с гордостью заканчивает представление Юля.

Я хмыкаю. Да, у золотой молодежи простые русские имена сейчас не в чести, сплошные Алексы и Питеры. И даже Андрея они умудряются в Андрона переделать. Режиссеры… Всматриваюсь в их лица и вдруг приходит узнавание. Ба…! Да это же наши молодые «гении» от кинематографа — Тарковский и Качаловский. А Юлька похоже даже и не подозревает, кого притащила с собой. Интересно только, где она их нашла? Словно отвечая на мой незаданный вопрос, Юлька защебетала, усаживаясь рядом со мной и не обращая никакого внимания на хмурого Димона.

— Представляешь, они шли от знакомых и умудрились здесь заблудиться. Мы встретили их у пруда, ну и пообещали вывести к дороге на станцию. Ты же не против, если они к нам ненадолго присоединятся и посидят с нами?

Вообще-то в Абабурово надо еще хорошо постараться, чтобы заблудиться. По-моему, просто кто-то запал на яркую Юльку, и решил приударить за чужой девушкой прямо на глазах ее парня. Вот и наплели про "заблудиться". Ладно, сейчас культурно с ними разберемся, пока злой Димон этим пижонам табло не начистил.

— Да на здоровье… присаживайтесь. Мы люди гостеприимные, усталых путников на дороге не бросаем. Даже вина предложим.

— А покрепче у студентов ничего нет? — враз наглеет Качаловский.

— Ну, почему же нет? Есть… Юль, организуешь нам коньячок?

— …с лимончиком! — продолжат наглеть пижон.

— И лимончик найдем, как же без него…

Довольная Юля пулей срывается в дом. Вот же зараза… Она бы так перед Димоном порхала, как перед этими двумя прЫнцами, пожирающими ее масляными глазками. И ведь, наверное, женаты оба… Делаю легкий прокол… — нет, временно холостые. Но не надолго. У Качаловского так вообще будет аж пять жен.

Я смотрю на Лену. Чары «мачей» почему-то на не действуют, хотя с ее проблемным ростом она должна бы заглядываться на высоких парней. Но нет — подруга тут же подсаживается к Леве, спрашивает, не принести ли ему чаю с лимоном. Вот бы с кого Юльке нужно брать пример, а не крутить хвостом перед пижонами!

— Ну, и что у вас здесь за клуб, расскажите… — насмешливо цедит Андрон.

— Обычный литературный клуб. Патриотический. Стихи пишем, прозу, пьесы для театров.

— Ах, стихи…!

Таким снисходительным тоном мэтры обычно разговаривают с коллегами-неудачниками, дебилами или же с несмышлеными первокурсниками. Но так то мэтры, а этому парню, возомнившему себя маститым гением еще и тридцати нет, он сам только недавно ВГИК закончил. Тарковский поталантливее молодого коллеги будет и постарше, но ведет себя не в пример скромнее. Нет, Качаловский безусловно одарен. В Венеции призы за красивые глаза не раздают, а получить в двадцать пять лет Бронзового Льва за дебютную картину — это несомненное признание таланта. Но дает ли это ему право смотреть на других людей свысока? Нет. Кому много дается, с тех и спрос большой. К тому же в том, чтобы родиться «с золотой ложкой во рту» в известной творческой семье — никакой его личной заслуги нет, это имена отца и деда легко открывают перед ним двери высоких кабинетов. А вот остальным молодым талантам приходится пробиваться по жизни самим, и далеко не каждому это удается. Так что у меня возникает непреодолимое желание щелкнуть этого золотого мальчика по носу и опустить его с небес на землю.

— Ну, не всем же кино снимать и заработанные народом деньги тратить.

— На что намекаешь? — тут же настораживается Андрон.

— Почему намекаю? Я говорю открытым текстом: денег на кинематограф тратится в стране много, но результат оставляет желать лучшего. А вот писатели, драматурги и поэты может, и не ловят звезд с неба, но хотя бы обходятся государству недорого — практически по цене писчей бумаги.

— Тебя послушать, так у нас и фильмов нормальных нет! — начинает с пол оборота заводиться Качаловский.

Его прерывает возвращение Юльки. Блондинка выставляет на стол бутылку армянского коньяка, несколько маленьких рюмок и блюдечко с дольками лимона. Кокетливо поправляет волосы и вопросительно смотрит на гостей — словно ждет их одобрения. Качаловский галантно целует ей руку и по-хозяйски открывает коньяк. Лева возмущенно переглядывается с Димоном. Да уж… скромностью здесь точно не пахнет. Но мой предостерегающий взгляд останавливает открытое возмущение друзей.

— Почему же, есть у нас хорошие фильмы — возвращаюсь я к предмету нашего спора. — Вопрос в другом: сколько и какие из них войдут потом в золотой фонд советского и мирового кино? Пленку и деньги-то потратить дело нехитрое, а создать фильм на все времена…

— Это уж как получится! — скалится Андрон — Ну, что, за знакомство… поэты?

Поднимаем рюмки, по-мужски скупо киваем друг другу, синхронно закидываем в себя обжигающий алкоголь, завершая ритуал долькой лимона.

— Слушай, а шикарно у нас студенты живут! Огромная дача в творческом поселке, Волга у ворот, в коньяке и шашлыке себе не отказывают — ерничает Качаловский, обращаясь к скромно молчащему другу.

Я же смотрю на них, слушая Слово внутри себя. Да, пока еще они, пожалуй, друзья. Хотя эту дружбу скорее можно назвать творческим союзом. И соперничеством. Осознают масштаб творческой личности рядом с собой и отсюда настороженное, пристальное внимание за успехами друг друга. Написали вместе несколько сценариев, сняли по хорошему фильму на волне общего для них отрицания прежнего кинематографа, и теперь стоят на пороге идейного расхождения. Слишком по-разному видят они свой путь, и слишком разные они по характеру — эти два Андрея. Да, оба — личности увлекающиеся, талантливые, упрямые, но вовсе не диссиденты в прямом понятии этого слова, а скорее уж непримиримые нонконформисты и вольнодумцы. А еще и авантюристы. Но Тарковский при этом нервный и обаятельный, а Качаловский более расчетливый и циничный. И ведь оба потом уедут на Запад, погнавшись за химерой свободы творчества.

— Все не так шикарно, как кажется — стряхиваю я с себя наваждение и продолжаю диалог — Дачу мы снимаем для нужд клуба. А деньги… да, деньги есть. Потому что я печатаюсь, а у ребят в театрах пьесы готовятся к постановке — на жизнь нам хватает.

— Печатаешься? А что именно и где?

— «Город не должен умереть». Слышали, наверное?

— Так ты Русин?! Тот самый Алексей Русин? — Качаловский изумленно откидывается на спинку скамейки и неверяще качает головой, рассматривая меня — Вот же бывают неожиданные встречи…

И не говори, парень, сам удивлен. Хотя… Абабурово — оно такое, кого здесь только не встретишь. Рядом же Переделкино.

— Подожди, так новый текст гимна тоже выходит ты написал?!