Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том I

— Я согласен. Спасибо за доверие. Что от меня требуется?

— Михаил Васильевич, даст тебе образец — напишешь заявление. И учи Устав. Читай газету Правда.

— Гонять на комиссии будем жестко — продолжает Солодков — Но если все пройдет хорошо…

Кто бы сомневался…

— …то выступишь с докладом на парт-конференции МГУ 29-го мая.

— Разве мне положено? — удивляюсь я.

— 28-го погоняем тебя по Уставу, к 29-му документы будут готовы.

— И на какую же мне тему выступать?

— Ты же с факультета журналистики? Давай про успехи социалистической журналистики в деле построения коммунизма.

Я внутренне морщусь. Ну что за… цензурных слов нет.

— Нам нужно, чтобы от молодежи было два докладчика — продолжает Солодков — Из горкома приедут на парт-конференцию. Имей в виду. И вот что еще… Побрейся!

— Никак нельзя, товарищи! Врачи шрам запрещают беспокоить.

Делаю расстроенное лицо, пожимаю плечами. Ректор и Солодков переглядываются. Петровский машет рукой. Попрощавшись и написав заявление я отправляюсь печатать Город. Роман сам себя не напишет.

19 мая 1964 года, вторник, 13:43.

Москва, район Пушкинской площади.

— Это он?

— Нет, не он.

Я присмотрелся к молодому парню, что зашел в подъезд. Нет, не похож.

— Сессию завалим — тяжело вздохнул Коган — Это у тебя одни автоматы, а меня преподы не любят.

— А ты умничай поменьше — хмыкнул Кузнецов — И все будет пучком.

Мы втроем сидели во дворе дома номер три, рядом с Пушкинской площадью и делали вид, что читаем книги. Рядом Литинститут, учебный театр ГИТИС — картина привычная. Нас не видно — мы сидим за небольшими цветущими березками. Но нам видно все. И мы ждем в гости Юру Айзеншписа.

Откуда я это знаю? Из мемуаров самого продюсера. Который сейчас к музыке никакого отношения не имеет, а является крупным теневым воротилой. Спекулирует валютой, крутит различные противозаконные сделки. Одна из схем, по которой работает Юра — и он сам подробно рассказывает о ней в мемуарах, с которыми мне удалось ознакомиться в «прошлой» жизни — скупка в магазинах Внешторгбанка золотых слитков и перепродажа подпольным цеховикам. Несмотря на то, что «желтый металл» продается только за валюту и только иностранным гражданам — это не является препятствием для Юры. На него работает целая команда иностранных студентов из Университета Дружбы народов. Сначала Айзеншпис закупается валютой у «бегунков». Это специальные люди, которые в Москве пристают к иностранным туристам и просят продать доллары. Ручеек баксов стекается в карман Айзеншписа со всей столицы. «Бегунки» работают у гостиниц, рядом с Кремлем, у ГУМа… Стоимость долларов на подпольном рынке — 4 рубля за один бакс. При официальном курсе 90 копеек. Далее валюта вручается студенту, иногда даже импозантному негру, и тот покупает килограммовый слиток. За полторы тысячи долларов.

Таких крупных покупателей в обязательном порядке «пасет» КГБ или ОБХСС. Но и это предусмотрено. Студент сразу после покупки прыгает в специальное такси с прикормленным водителем. Тот дает по газам и отрывается от слежки. Есть даже особое место — дорога вокруг пруда возле метро Сокол. Если проехать по периметру пару раз — видно, следует ли кто за тобой или нет. Студент выходит, оставляя слиток на заднем сидении — «ах, забыл, какой растяпа»!

Даже если схватят водителя, определив по номерам машину, то тот только разведет руками. Ну мало ли, что забыл пассажир. И мало ли, что нашел следующий пассажир.

Ясно, что после студента, на заднее сидение садился именно Айзеншпис. И ехал он на Пушкинскую, продавать слиток цеховикам. При общих расходах в 8500 рублей, слиток продается за 20 тысяч! Больше ста процентов прибыли. Ну кто может устоять? Не устоял и Юра. Каждый вторник он лично сдает золото на явочной квартире. Примерный адрес которой зачем-то приводит в мемуарах.

— Этот?

— Нет.

Лева недовольно засопел, хлопнул книгой по скамейки.

Теперь уже нахмурился Кузнецов.

— Мы рискуем всем. Учебой, именем, ради денег того, чтобы прищучить каких-то цеховиков?

— Дима, мы уже это обсуждали. С чего начинали большевики? С эксов! Сталин с Камо грабил банки, братья Кадомцевы на Урале проводили экспроприации…

— Это была царская Россия! А мы в СССР живем…

— Парни — Лева отбрасывает книгу — Я боюсь. Просто боюсь. Я с вами, но…

— Это Айзеншпис! — я замечаю молодого, худого мужчину, идущего вдалеке по улице. Делаю мгновенный прокол в свою память. Смотрю на фотографию на обложке книги. Опознать молодого «продюсера» легко — большие уши, сломанный нос. Айзеншпис несет в руках небольшую сумку. Озирается. Нас не видит — деревья скрывают. Я гляжу по сторонам. Во дворе пусто. Лишь ветер несет по улице пыль.

Внимательно смотрю на Леву.

— Еще не поздно уйти. Потом все.

Коган упрямо сжимает губы.

— Я с вами.

— Даже не сомневался — ворчит Димон, наматывая армейский ремень на руку. Я повторяю его движение. Петля обвивает кисть, бляха с частью ремня образует ударную часть. Эффективное оружие. А главное, неоднократно апробированный в драках. Сначала Кузнецов, когда узнал о моем плане-импровизации, предложил вооружиться совсем конкретно. Ножами, арматурой… Но Айзеншпис писал, что встречался с цеховиком один на один. Справимся и так.

— Только держись позади нас — напоминает Леве Димон — Мы вынесем их и только потом ты зайдешь.

— Не дурак, понимаю — буркнул Коган.

Хлопает дверь. «Продюсер» зашел в подъезд. Мы по одному быстрым шагом догоняем. Вокруг по-прежнему пусто. Рабочий день, плюс жара. Желающих прохлаждаться во дворе — нет. Если бы были — я бы отменил акцию. Зачем нам лишние свидетели?

Аккуратно просачиваемся внутрь. Слышу как на третьем этаже раздается гортанный голос, что-то бурчит Айзеншпис. Мы натягиваем на головы зимние шапки-петушки. С прорезанными глазами. Когда Лева узнал, что придется испортить головной убор — его чуть кондратий не хватил. Жалко было. Пришлось пообещать ему пыжика. Или шапку из ондатры.

Смотрим друг на друга. Качаем головами. Видок, конечно, еще тот… «Всем лежать, работает ОМОН». Тихонько поднимаемся на третий этаж. Тут пусто. Две двери. Одна простая, деревянная, без глазка. Вторая дерматиновая, с глазком. Я киваю на лестницу. Мы встаем на пролет, который ведет на 4-й этаж. Прижимаемся к стене. Ждем. Меня потряхивает, что уж говорить про ребят. Я прямо слышу, как стучат их сердца. Ну сколько может продлится сделка? Отдал слиток, пересчитал деньги. Обсудил планы. Пять минут, десять? А если обмоют? Нас же тут первый жилец запалит. Потряхивание усиливается.

Слышу голоса, дверь со скрипом открывается. Я огромным скачком прыгаю вниз на этаж, дергаю ее нараспашку. В квартиру тут же рвется Димон. Резкий удар с правой в голову, и стоявший первым в прихожей Айзеншпис, с приглушенным криком валится на пол. Я тоже врываюсь внутрь прихожей. Кровь из разбитого носа летит на крупного, бородатого мужчину. Грузин или армянин. Вылупил глаза, лапает карман брюк. Димон сцепился с хозяином, они перешли в клинч. Бью ногой в голову цепляющемуся за стену «продюсеру». Теперь тот гарантированно в нокдауне. Рядом Кузнецов борется с «грузином». Тот что-то хрипит. Пытается крикнуть, но Димон сжал его шею. Мужик тоже пытается душить друга. Удар пряжкой в висок. Лишь бы не убить. «Грузин» качается, падает на колени. Мощный. Шея как мое бедро. Теперь по затылку. Хозяин квартиры со стоном падает, раскинув руки. Все, победа.