Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том I

— Ты обязательно поступишь! — я сжал руку Вики — Я в тебя верю!

Девушка благодарно улыбается, подставляет ладонь небу.

— Ой! Кажется, дождь начинается.

Действительно, начинает капать. Мы быстрым шагом доходим до квартиры, начинаем в четыре руки готовить ужин.

— Неужели у тебя никого не осталось? — интересуется Вика, нарезая огурцы — Бабушки, дедушки…

Я погружаюсь в воспоминания Русина и понимаю, что никого. Родители матери погибли в ходе оккупации Нового Оскола. По отцовской линии и вовсе никаких сведений. Можно запросить адресный стол в Донецкой области, но нужно ли?

— Ты садись за стол, я сейчас накрою — девушка в корне пресекает мои поползновения прижаться к ее приятным выпуклостям. Я себе представил этот же кружевной передничек, что сейчас на ней, но на голое тело… Меня бросило в жар. — Почитай пока дневник. Я вела записи. Он на серванте.

Присаживаюсь в кресло, открываю тетрадь. Первая неделя июня у Вики выдалась насыщенной. Она не только несколько раз слышала в голове тревожный набат, но и дважды ощущала зловещий взгляд в спину. Причем два дня назад этот взгляд сопровождался образом пожилого мужчины, с запавшими глазами. Его изображение Вика даже зарисовала в дневнике. И сделала это очень талантливо.

— Кто это человек? — я показал рисунок девушке, когда она пришла накрывать на стол.

— Не знаю — Селезнева пожала плечами — Но его образ уж дважды меня преследовал.

Я понимаю, что мне срочно нужен кто-то, с кем можно проконсультироваться. А как? Дать объявление в газету? Срочно ищу экстрасенса? Специалиста по высшим силам? А почему бы, кстати, и нет? Я погружаюсь в свою память, перебираю известных мистиков и философ, чьи работы доводилось читать. Яркой вспышкой приходит понимание. Мое путешествие по «кипящему» космосу — один в один описание брамфатуры из Розы Мира Андреева. Религиозно-философском труде, основанном на мистических озарениях. Так… я еще глубже погружаюсь в свои воспоминания, вызываю перед внутренним взором образ Творца, с которым я пытался слиться в конце своего путешествия. Картинка дрожит, рябит, не вмещаясь в сознание. Мощным стокатто звучит Слово. Меня вот-вот «выкинет» из памяти, но кое-какое понимание у меня начинает возникать. Судя по всему и в первую очередь, по Слову — та высшая сила, с которой я столкнулся — это в интерпретации Андреева — монада под названием Логос. Богорожденный Демиург, борющийся с Люцифером. Хаос воюет с порядком. По крайней мере, на Земле. И пример подобной войны — распад СССР. Зачатки всечеловеческого этического общества, создание надкультуры и надрелигии были уничтожены Люцифером. Хаос победил.

— ….. говорю ему я. Леш, ты, кстати, знаешь, что Петрова отчисляют? — Вика тем временем накладывает пюре в тарелки. Туда же отправляются вареные сосиски.

— О боже! — девушка поднимает взгляд и видит, что часть стола испачкана кровью, что просто льется из моего носа.

Она бросается к аптечке, достает вату. Вставляет в мои ноздри. Я запрокидываю голову, пытаясь отдышаться. Здорово меня «накрыло». Зато кое-что прояснилось. Сам Андреев умер несколько лет назад. Но у него остался кружок последователей — вдова и друзья. Они же хранят бесценные рукописи. Надо встретиться с ними и все выяснить окончательно.

— Леш, тебе к врачу нужно. Такие кровотечения — опасный признак. Ты знаешь, что у тебя сосуды в глазах лопнули?

Я осторожно встаю, подхожу к зеркалу. Белки глаз действительно покраснели.

— Но я себя хорошо чувствую— вру, опять запрокидывая голову — Немного перенапрягся последние дни, а насчет Петрова — я решаю переключить внимание девушки — Он сам виноват. К этому отчислению парень долго и упорно шел.

Вика из кухни принесла тряпку, протерла кровь.

— Ты бы все-таки обследовался!

— Давай уже есть, а то картошка стынет.

Мы приступаем к ужину, попутно слушая радио. На Волжском шинном заводе выпущена первая покрышка, по завершенному Волго-Балтийскому судоходному каналу прошли первые суда. Страна живет полнокровной жизнью, не зная, что хаос Люцифера уже начинает пожирать ее.

Время все больше спрессовывается. Я пытаюсь успеть везде — и Вику выгулять, и отвести Свету Фурцеву посмотреть картины Васнецова. Встречи в клубе в Абабурово, корректура «Города», подготовка сборника стихов — тарелок в воздухе у «жонглера Русина» становится все больше.

Наконец, дело доходит до Федина. Он вызывает меня в понедельник 8-го июня и сходу огорошивает известием:

— Готовься. Выступишь от лица молодых писателей и поэтов на сессии Верховного Совета СССР.

— Я??

— Ты! 14-го июля.

— А на какую тему? — я с тоской понимаю, что повторяется история с партконференцией.

— «Поэт и гражданин. Об ответственности советской интеллигенции».

Федин морщится. Видно ему и самому эта тема не нравится — навязали сверху.

— Мне выступать от лица всей советской интеллигенции? Мне, 24-х летнему студенту?!

— Это предложил лично Леонид Ильич Брежнев — секретарь союза писателей ткнул пальцем вверх — Ты же к гимну новые слова придумал? Он тебя и запомнил.

— Не новые, а старые переделал.

— Кстати, Михалков обиделся. Еле его успокоили.

Я пожимаю плечами. Кто мешал Михалкову поторопиться с переделкой гимна?

— Откуда он узнал?

— Новые слова прислали к нам из ЦК на отзыв — тяжело вздохнул Федин — Кто-то из секретариата и сообщил.

— И каков будет отзыв? — интересуюсь я.

— Самый положительный. Я сразу понял, что от тебя будет толк. Как только увидел «Город». Кстати, звонил Твардовский. Завтра журнал выходит с первыми главами. Езжай в редакцию «Нового мира», проставляйся. Заодно с Александром Трифоновичем познакомишься. А это от нас.

Федин выкладывает передо мной красное удостоверение. Союз писателей СССР. Я открываю тисненую книжечку. Моя фамилия уже вписана — место для фотографии пока пустое.

— Зайдешь в секретариат — напишешь заявление — Константин Александрович мне ласково улыбается — И сфотографируйся на удостоверение. Поздравляю со вступлением в ряды советских писателей!

Федин встает, жмет мне руку.

— Спасибо, конечно… — я ошарашен, но беру себя в руки. Из этой истории можно выжать больше. — Я, правда, вам благодарен и постараюсь оправдать доверие. Только вот насчет доклада…

— Что насчет доклада? — хмурится Федин.

— Я, наверное, откажусь.

— Что значит откажусь?! Все уже согласовано наверху!

— Не могу писать такой важный доклад в очереди в туалет в общежитии. Вы хоть представляете себе, что у нас сейчас в общежитии творится? Сессия же!

— Как это понимать? — Федин краснеет от гнева — Мы и так пошли тебе навстречу со вступлением. У тебя даже книга еще не издана!