Максимилиан Раин - Внук Донского [оптимизирована обложка]

– Не рди [280] Рдеть – краснеть. , Димитрие, – решил утешить меня Мирон. – Несть студно [281] Студно – стыдно. сии стрази [282] Стрази – страсти. плоцки примати. Христа секоша и распинаша. Мнозе мучеников святых посекоша.

– Мя кийждо день отчим сече, – дополнил его Тюха.

– Понятно, почему холоп, вроде бы разобрались. Но почему вы меня за беглого приняли? – не унимался я.

– Очепья [283] Очепье – цепочка, кожаный или металлический ошейник. с тамгой [284] Тамга – таможенная пошлина с провоза товаров; знак, печать. несть на вые [285] Выя – шея. у тя. Холопам требе тое неизменно лещити, иначе казнити их люте [286] Люте – жестоко, тяжко, свирепо. , овогда [287] Овогда – иногда. до умертвия, – пояснил старший гудец [288] Гудец – музыкант. .

Только теперь заметил, что парни ничего на шее не носили, в крайнем случае, на запястьях рук. У старшего гудца там имелась маленькая кипарисовая ладанка овальной формы. Понятно стало, почему на мне тоже никакого креста не обнаружилось.

Получается, что если бы я не попал в княжича, то по всем статьям смахивал на беглого холопа. Пойди, докажи потом, что не верблюд, какому-нибудь замороченному на взятках дьяку. Млин, как же всё-таки сложно здесь жить. Как с такими данными я ещё на свободе? Какому горожанину или селянину не хотелось бы поправить свои финансовые дела, донеся на прятавшегося беглого холопа? Доносительство не при Сталине родилось. На Руси с глубоких времён то стало воистину всенародным развлечением. Недаром сбежавшие от невыносимых тягот холопы уходили подальше от центральных волостей на окраинные земли, от предающих ближнего своего здесь христиан.

Много путешествующий и потому много знающий гудец поведал, что он может определить даже давность побега холопа по степени потёртости на шее. Очепье с тамгой для холопов делалось из малых плохо отшлифованных звеньев цепи таким образом, чтобы снять его с головы самостоятельно и тем более порвать было практически невозможно. Холопы были вынуждены носить эти ошейники постоянно. Для некоторого удобства и по холодному сезону холопы делали себе тканые или кожаные чехлы, куда помещали цепь. Однако потёртости всё равно возникали. У снявших очепье только через длительное время они рассасывались. Смешно, но на моей шее такие следы обнаружились. Мне осталось только снова впасть в ступор.

Вспомнилось, что монахи, в отличие от мирян, нательные кресты носили на шее, на металлических цепочках, показывая таким способом своё раболепие перед Господом. А раз я долгое время томился, в смысле, лечился в сём весёлом заведении, почти что на положении монаха… Фух, разобрался, а то бы спятил от таких заворотов сознания на самом деле. Получается, что тамгу на шее носят только холопы.

Есть тамга для отличия добропорядочных купцов, странников, гонцов и прочих путешествующих от прочих лихих людей, включая разбойных и беглых. Хранится она чаще на поясе, иногда с браслетом на руке. Добывается у местных властей. У гудцов она тоже имелась, вырученная у чиновников псковского посадника. Исполнялась тамга обычно в виде деревянной, чаще кожаной таблички.

– Чего там с курой? – захотелось переключить внимание новых друзей на другие темы.

– У мя рыбья мнозе для тётки уловлено. Сей миг стрекну [289] Стрекати – побуждать, подскакивать. и прилещу [290] Прилещити – принести, притащить. ея, – вклинился рыбачок, желая приобщиться к нашей компании.

Парни быстро натаскали веток и полешков, соорудили костер, нанизали на прутики куски курицы и рыбы и расселись возле меня, выпрашивая случайно обещанную сказку. Будто дети малые канючили. Пришлось рассказывать. Куда деваться? Тренька хитро прищурился и заявил после прослушивания произведения:

– Яко лошадь землю орала [291] Орати – пахать. , аще отрок в ушеса влез? Она бы главой трясла постоянно.

– Сие сказка есть, небывальщина. Чудеса немыслимые сбываются, – попытался объясниться.

Пока изображал из себя сказочника, еда сготовилась. Курица оказалась мелковатой, чуть больше голубя. Хорошо, что Тюха со своими окуньками и лещами подгрузился. У гудков, так сейчас было принято называть музыкантов, имелись ещё и прозвища. Треню звали Зайцем, а Мирона – Раком. Ничего в старшем музыканте не выдавало соответствия прозвищу, которое означало не речное членистоногое, а слабоумного человека. Старинный вариант слова «дурак». Была в нём некая простоватость, перемешанная с добротой, но она только усиливала внешнюю привлекательность. Казалось, что человеку с таким лицом не дано природой совершить чего-либо низкое, подлое.

В Галиче они уже пару дней околачивались. Богатый город, и люди гораздо добрее, чем везде. Деньгу много можно нагудеть. А ходили они ещё в Литву ранее, и в Новгороде великом бывали, и в немцах. Лютня была подарена купцом немецким. Мироше очень понравился этот инструмент, и с ним больше не хотел расставаться. Увлекательно рассказывал старший брат о своих странствиях, даже захотелось бросить карьеру княжича и пойти бродить с гудками по белу свету.

Наевшись, мы все вместе лежали в теньке поблизости от догорающего костра. Тюха ушёл проведать ялик, причаленный в невидимой с этого места бухточке. Я попросил разрешения поиграть на их инструментах. Лютня звучала скучновато, блёкло. В свое время неплохо играл на гитаре, так что разбирался в таких делах. Пять струн было для меня маловато для нормальной игры. Я же не Паганини, чтобы исполнять вариации на таком мизере. При нормальной переделке можно потом будет сделать нечто похожее на гитару. С дудочкой разобраться оказалось гораздо проще. Быстро определился с отверстиями и положением пальцев.

Пора познакомить этот мир с кое-чем сногсшибательным из моей прежней жизни. Попробовал вымучить на дудочке какой-нибудь популярный мотивчик. Замахнулся на «Историю любви» Френсиса Лея. Вроде бы что-то получилось. Парни окаменели. Получится ли у меня «Эль кондор паса»? Ура, получилось! Даже у самого в пальцах закололо от восторга. Мироша весь мокрый от слёз вдруг попытался лютней подгрузиться, но ойкнул от щипков брата. Приятно так, лежа с сытым брюхом и задрав ногу на ногу, извлекать из дудочки фантастические мелодии и доводить до умирания от восторга душевных парней. Они слушали, подавленные величием композиций далёких потомков, блестя широко раскрытыми изумлёнными глазами. Мирон, когда затихла последняя нота, встрепенулся будто от сна и воскликнул:

– Кои мусикии [292] Мусикия – музыка. лепы! Будто в самом раю с ангелами побывал.

– Да я, такожде! – согласился с ним брат.

Солнце забралось в зенит и постоянно настигало лучами наши тела. Приходилось отползать подальше в тень. Неожиданно почувствовал прикосновение к себе горячей ладони Мирона.