Максимилиан Раин - Внук Донского [оптимизирована обложка]

Посетовал, что давненько не бывал при князе:

– Мнози люди несть ведомы ми. С боярином Чешком по сему ряду толкуй. Он из суземников Фоки, пришлы.

Кстати поинтересовался у библиотекаря, какими книгами я раньше увлекался. Поп пристально на меня взглянул и позвал за собой. В библиотеке толклась целая толпа разновозрастных переписчиков, но мы прошли дальше. За неприметной дверью в самой дальней части помещения располагалась лестница вниз, довольно крутоватая. Деревянные ступени опасно трещали под массивной фигурой библиотекаря, но он бесстрашно пробирался дальше, увлекая меня за собой. Слабый свет свечей высветил просторное помещение подклети, заваленное всяким хламом. В дальней его части возле мелкого окна, с трудом пропускающего свет, располагались деревянные стеллажи, заполненными книгами разного размера. Некоторые были с окованной обложкой и даже замкнутые маленькими навесными замками. Книг здесь было явно больше, чем наверху, в библиотеке.

Вонифатий подвёл меня к конторке, на которой лежала раскрытой книга на греческом языке с занятными иллюстрациями. По уверениям библиотекаря, именно её я читал в последний раз. Свет свечи осветил странные схематичные изображения. Матерь Божья, так ведь это ничто иное как «Некрономикон», переведённый с арабского Теодором Филетом, православным учёным, – самая известная книга о чёрной магии. Считалось, что само чтение этой книги неподготовленному человеку грозит помешательством и даже смертью.

– Отец Вонифатий, а как относится отец Паисий к подобным книгам? – вырвалось из меня вместе с безмерным удивлением.

– Ладом. Он их сам чтит. Братьям прещено [605] Претити – запрещать; скорбеть, смущаться. зде быти, а сам шествит семо овогда. Чернецам овым паки с ним дозволено. Животие сея пробавити [606] Пробавити – продлить, сохранить, продолжить. хоче, старче. Зелья тайны ище, – охотно ответил монах с едва заметным сарказмом.

– И мне тоже позволено здесь бывать? – ещё сильней поразился я.

– Гресе на душу ял, пререча волениям владыки, с чаянием [607] Чаяние – ожидание, надежда, упование. на разум тея сметлив и светл. Взрастёшь князем велеславным и свет премудрости источишь по земле отчей, – вдохновенно высказался толстый монах и заторопился. – Грясти нать, служба вборзе починетеся.

Я окинул взглядом несколько страниц загадочной книги. Полная белиберда, набор бессмысленных заклинаний и дурацких картинок. Однако как-то же удалось прежнему обитателю тела вызвать меня в этот век. По крайней мере, какая-то зацепка с моим хроноперемещением появилась.

Оставаться на предстоящий обед с обедней в нагрузку не хотелось, как меня ни уговаривал библиотекарь. Хотелось поскорее распрощаться с навевающими самые грустные воспоминания местами. Велел ожидающим меня слугам запрягать лошадей в возок и вскоре трясся по дороге в город. На пригорке, откуда обозревалась панорама батиной столицы, отправил слуг с княжичевым барахлом дожидаться меня в городе у постоялого двора, а сам решил прогуляться дальше на своих копытцах. Не хотелось, чтобы гудцы меня видели вылезающим из княжеского возка, да и для здоровья полезно бывает порой иногда.

Поиски друзей начал с харчевни при постоялом дворе. Помещение почти целиком было набито празднующими горожанами. Взгляд зацепился за знакомый профиль Фоки, сидящего в окружении бандитского облика мужчин, хотя из-за мохнатых физий почти каждого теперь можно смело хватать и волочь в кутузку. Нет, обознался. Борода по-другому подстрижена. Теперь поневоле в каждом встречном буду искать черты погибшего друга. Так устроена человеческая психика. Надо будет заказать панихиду.

Музыкальные морды обнаружились в самой дальней части зала. Хотел было сразу подскочить к ним, как вдруг заметил напротив них обоих своих слуг. Молодые люди поедали кашу и увлечённо о чём-то переговаривались. Заправлялись ведь в монастыре. Вот, жучары, удалось развести моих простоватых друзей на хавчик. Захотелось выяснить интерес, связывающий гудцов со слугами.

В заведение заходили люди разных сословий. Мест по праздничному дню почти не оставалось. Близко к гудкам сидела компания суровых воев, у которых как раз имелось одно незанятое место. Лица их в большинстве своём мне были незнакомы, за исключением Деменьши и Космыни. Воспользовался моментом, когда гудцы со слугами сильно отвлеклись на беседу, с разлёта приземлил свой высокородный задок к воям за стол, не спросясь. Впрочем, откуда мне знать? Может, тут не приняты политесы. Объекты наблюдения оказались как раз за моей спиной.

Всё-таки надо было бы спросить разрешение. Ратная команда уставилась на меня, как на явившегося невесть откуда ярмарочного медведя. Ответно ощерился самой дружелюбной улыбкой.

– Баламошка, ты почто подмастерьем нарядился? – возник первый вопрос от круглолицего бородача.

Я завис, не зная, как ответить на такой странный вопрос. Ещё один вой средних лет посчитал нужным просветить коллег:

– Надысь зреша его в боярских портах при самом князе Юрие…

– С князем тартыжити докучило, к простолюдью стрекнулся? – юморнул его более молодой сосед.

У меня коротнуло волосы. Вот так запросто, не напрягаясь, вои раскрыли моё инкогнито. Почему же в таком случае они позволяют себе отпускать обидные обзывательства в адрес высокородной особы?

– В шуты его яли, – мрачно объяснил кряжистый бородач с мужественными складками на лице, по всем признакам старший среди сидящих здесь бойцов. – Воем был шалопутны [608] Шалопут – бездельник, повеса. , негли в скомрахах обрящеся.

– Обещал чреждение [609] Чреждение – угощение. ставити, – обиженно вспомнил Деменьша.

– Мужи славные! Для вас всё готов сделать, – выдал охрипшим от волнения дискантом.

Подозвал харчевника. В моей мошне на этот раз увесисто позвякивало серебришко из части выигрыша в таврели. Назаказывал на компанию самых дорогих вин сурожских да эллинских. Для закуси велел тащить на стол разнообразные мясные и рыбные блюда, жареные, тушёные, рубленые и верчёные. Разошёлся на десерт из фруктов и ягод разных, местных и заморских, свежих и вяленых. Бойцы круглили глаза и менялись в лицах.

– Да ты обилен паче, паря! – воскликнул всё тот же круглолицый. – Негли ми к князю приткнутеся кощуном?

– Онуфря завидит [610] Завидети – завидовать. зельне, – хохотнул самый молодой вой.

На его залитом румянцем лице не имелось ещё ни одного волоска.

– Годе те лоховати [611] Лоховати – глупить. , Понтя. Баламошка тартыжити горазд да песни потешны пети. Готов полтину ставити, иже поскору сгонят его со двора, – со смехом ответил ему Онуфря.