Виктор Перестукин - Последний довод главковерха [СИ]

Еще какое-то время продвигаемся вдоль леса, не входя в него, а через километра два, когда он, наконец, приобретает достаточно удобные для продвижения свойства, становясь суше и реже, воспользовавшись лесной дорогой, продвигаемся вглубь. До вечера без всяких происшествий проходим еще километров двадцать и становимся посреди леса на ночевку.

Канонада, стихшая немного в последний день, снова становится громче. Теперь мы вплотную подобрались к условной линии фронта. Условной, потому что сплошного фронта нет, оседлавшие показавшиеся им важными магистрали части красноармейцев отбиваются от упершихся в них немцев. А рядом, по незащищаемым дорогам спокойно проходят другие фашистские колонны, выходя во фланг и в тыл нашим войскам.

Неловко скребу ложкой по дну котелка, выгребая остатки авдотьиного варева, когда по мою грешную душу является Дергачев.

— Приятного аппетита, товарищ командир!

— Спасибо! Сами поужинали?

— Да, спасибо. Судя по звукам канонады, мы рядом с фронтом?

— Пожалуй…

— Если завтра соединимся с нашими, гражданских и раненых отправим в тыл. Это я к тому, что хоть и очень удобно иметь повара из гражданских, действительно понимающего толк в хорошей пище, но потом нам придется обходиться обычной полковой кухней.

Я отодвигаю котелок и пожимаю здоровым плечом.

— Завтра будет завтра, тем более, если я отправлюсь в госпиталь, проблемы с питанием Вы будете решать без меня.

Майор молчит, с минуту разглядывая меня исподлобья, а потом выдает:

— Ходят нелепые слухи, что Вы ясновидец…

— Пока у нас есть свободное время, потратим его с пользой, набросаем план наших действий на завтра. — Гашу я в самом зародыше неприятную для меня тему.

— Неплохо бы было провести глубокую разведку на наиболее перспективных направлениях движения полка, после чего мы выберем наиболее удачный вариант.

— Разведка проведена, и я ее результатам доверяю.

— Вам не кажется, что как начальник штаба полка, я должен быть в курсе действий всех подразделений полка, и не только действий, но и численности, состава…

— Доставайте лист бумаги, и я ознакомлю Вас с полученными разведданными.

Пока майор, сопя от усердия, рисовал под моим руководством карту, а потом наносил на нее наши и немецкие части, недалеко от штабной телеги дважды прогулялась Зинаида Андреевна. Дамочке не терпится поговорить со мной, и разговор обещает быть интересным, думал я, указывая майору пальцем на плане месторасположение очередной батареи немецких гаубиц.

— Вот здесь штаб нашей дивизии, с соответствующими службами, готовятся к ночному отступлению.

Надо будет отогнать телегу на отшиб, чтобы никто не помешал нам, объяснение предстоит бурное.

— А этот мост охраняют наши зенитки, две семидесяти шести миллиметровые, и три тридцати семи. Все, на этом пока закруглимся, завтра с утра скорректируем карту согласно новым данным, и тогда же окончательно решим, что и куда. А сейчас, пожалуйста, попросите бойцов перекатить мою повозку в сторону, к тем кустам. Мне здесь не уютно, а лошадь уже выпрягли, телега не тяжелая, парни справятся без труда. Вот, так, хорошо, всем спасибо, все свободны!

Зинаида Андреевна взяла изрядную паузу, и нашла на меня время, когда уже почти стемнело.

— Как Вы тут, Авангард, выздоравливаете потихоньку?

Начинает издалека, светский разговор, что ж, поддержим.

— Гораздо лучше, Зинаида Андреевна, у вас, наших женщин, легкие руки, перепеленали так, что на мне теперь как на собаке все зарастает и заживает, тьфу, как говорится, чтоб не сглазить!

— Это хорошо, приятно знать, что наши заботы не пропали даром.

Мягкая ладошка легла мне на голову, сжимаясь в твердый кулачок, попыталась вцепиться в коротко стриженые волосы, и, не преуспев в этом, жестко сжала оттопыренное ухо.

— Ну и мерзкий же Вы подлец, Авангард, — наклонившись к самому терзаемому уху, дрожащим от обиды шепотом охарактеризовала меня оскорбленная женщина, — что же теперь мне, даже под кустик присесть нельзя, так и будете за мной подглядывать, подлый Вы мерзавец?!

Накрываю ее ручку своей лапищей и осторожно, стараясь не оторвать собственное ухо, отвожу в сторону.

— Зинаида Андреевна, что за детские обвинения, я Вам что, школьник начальных классов, подглядывать за Вами?

— Скажите еще, что это не вы хохотали, когда я упала в лесу!

— Это получилось случайно…

— Случайно! — Вскрикивает возмущенно, прикрывает рот ладошкой и воровато оглядывается на готовящихся ко сну бойцов у недалеких костров.

— Разумеется, случайно, стал бы я нарочно за Вами следить! Я наблюдал за лейтенантом, когда он так странно заманеврировал к лесу, Вы же знаете, что полковник, его боевой друг, так и пропал?

— Ну…

— Вот я и подумал, вдруг лейтенант тоже решил дезертировать, забиться в чащу и отстать от полка проще простого. А тут Вы…

— И Вы решили развлечься, от скуки?!

Это она точно заметила, попробуй целыми днями валяться в повозке, никаких тебе развлечений, кроме визуальных, волком взвоешь, и это разговор я поддерживаю, чтобы немного развеяться. А он становится все более забавным, только бы не расхохотаться в неподходящий момент.

— Нет, ну что Вы, просто у Вас такие необыкновенные глаза!

— Причем тут мои глаза…, — несколько теряется Зинаида Андреевна.

— Не просто глаза, а восхитительные, волшебные глаза неописуемой и невозможной красоты, заглянув в которые навсегда забываешь о прошлом, будущем, о далеких странах и фантастических мирах, о том, кто ты, зачем и почему. — Я немного запутываюсь в комплименте, но сразу поправляюсь. — И сами Вы, Зинаида Андреевна, как загадочный изумруд, томно сверкающий в платиновой оправе, такая драгоценность, сама в себе, обладать которой…

— Я не поняла, зачем Вы мне все это говорите? — Зинаида Андреевна совершенно сбита с толку, и пытается нащупать привычную почву под ногами, — Вы что, влюблены в меня?

О, да, любовь-морковь!

— Конечно, как можно не влюбиться в такую женщину, как Вы, Зинаида Андреевна, не просто красивую, просто красивых много, но милую и очаровательную, обаяние которой…

— Но Вы же знаете, что я замужем, у меня сын, Миша, вы же его видели…

— Да причем вообще тут замужем-незамужем, вон и Карамзин сказал, «законы осуждают предмет моей любви», — вовремя вспомнил я Гоголя. — Мы удалимся под сень струй!

— Каких еще струй…

— Голубых, искрящихся пузырьками, как шампанское в бокалах!

— Что-то Вы уже совсем, Авангард, заговорились, несете полную чушь, а я, как последняя дура, уши развесила, — встряхивается Зинаида Андреевна, — пойду я, мои меня потеряли, наверно.

Топчется у телеги, вздыхая и поглядывая на меня.

— И спать давно пора, замотались сегодня, столько отмахать, хоть и не на своих двоих, на телеге, но все равно…