Виктор Перестукин - Последний довод главковерха [СИ]

— Давайте, ребята, поднажмем, марш-бросок часа на два, на износ, иначе не успеваем! Шевелитесь, поторапливайтесь, ночью отдохнете!

Итак, аэродром, бывший советский, брошенный. Бетонированная взлетка, с несколькими пятнами гравия, засыпанного в ямы от свежих воронок. По краям, стащенные со стоянок, обгорелые советские самолеты, впрочем, немного, пять штук. Полуразрушенная казарма, ее ремонтируют человек тридцать военнопленных, пяток охранников, две собаки. Закончили работу на сегодня, пошли по дороге в сторону лагеря, он небольшой и необорудованный, просто колючка на лугу, пулеметы без вышек. Нам не по зубам, да и не за этим мы здесь. Возвращаюсь к аэродрому, на который постепенно слетаются черные крестоносные птицы, скатываясь по бетонированным дорожкам со взлетки, и выстраиваясь в два ряда на стоянках, и сразу маскируясь. Что еще интересного, стационарные бензохранилища тоже разбомблены и чернеют страшными ямами, немцы свои самолеты заправляют с бензовозов, которые стоят тут же, накрытые камуфляжными сетками. Зенитки малые и большие, количеством до пятидесяти стволов, тоже укрытые. Оцепление и охрана, все как полагается. Столовая и палатки, по причине неготовности казармы.

Над аэродромом снова возвращающиеся самолеты, девятка тяжелых бомбардировщиков пролетела дальше, а тройка сопровождавших бомберы истребителей приземлилась на ночь. Вообще, на этом аэродроме нет бомбардировщиков, только истребители и штурмовики, так досаждавшие нам, до сорока штук, и несколько разведчиков и легких самолетиков. То, что я сумею разобраться именно со своими обидчиками, прекрасно, но жаль, что не удастся достать бомберы, ничего плохого лично мне не сделавшие, но бомбы для которых должны взрываться особенно зрелищно. Ладно, буду жечь то, что дают, не привередничая.

Сумерки густеют все больше, до аэродрома остается километров десять, еще три проходим в полной темноте, как и готовились, после чего измученные бойцы устраиваются на ночь, где кто остановился. Никакого ужина, и завтрака наутро не будет, но дело сделать должны, завтра за час доберемся до холма, из-за которого я запланировал расстрелять гнездо стервятников. При поддержке Джалибека распределяю очередность караулов, напоминаю бойцам о необходимости раннего подъема, в ответ меня в голос заверяют, что не проспят, большинство крестьяне, привыкшие подниматься летом затемно для тяжелого сельского труда.

Накладок с подъемом не произошло, похоже, раннее пробуждение далось тяжелее всех именно мне, и еще до рассвета группа, не ополоснув лиц, пошла на исходную. Уходить от аэродрома я запланировал другой дорогой, поэтому к позиции пошли все.

— Здесь! — Остановил я группу, лишние повозки отвели в сторону и привязали лошадей, Джалибек, почему-то вполголоса подгонял свой расчет, миномет вросшим пнем встал на грунт, склонившись в указанном мною направлении, мины словно сами собой развернулись в длинный рядок, тускло поблескивая округлыми бочками.

— Дальность два километра, дай первый, — тоже чуть не шепотом командую я.

Немцы ненамного отстали от нас с подъемом, и когда мы изготовились к стрельбе, на аэродроме уже вовсю кипела работа, к самолетам, и едва ли не всем одновременно, тянули топливные шланги, волокли коробки с желтыми патронами и белыми снарядами, катили на тележках черные бомбы. Пилоты не спеша выходили из столовой, потягиваясь, шутливо переругиваясь и толкаясь друг с другом, посматривали в сторону готовящихся к вылету самолетов.

Помощник Джалибека занес мину над стволом, на миг задержал ее, и словно с сожалением опустил.

Бабах!

Минометный выстрел святотатственным громом порвал тщательно оберегаемую нами рассветную тишину. Лица парней напряглись, сжатые зубы, суженые, и не только у Джалибека, глаза. Да ну вас к лешему, что за мандраж!

— Пашла, дарагая! — Заорал я, чтобы встряхнуть бойцов, следя за аэродромом в поисках места падения мины.

Хорошее место, аэродром, масса целей, техника, люди, постройки, бомбы, бензин, куда ни падет смертоносный посланец, все хорошо. Но немецкая мина из немецкого миномета не захотела вредить немецким авиаторам, хлопнувшись посередине взлетной полосы, и никого не зацепив осколками.

— Сто вправо, беглым пять! — Постараюсь закупорить взлетку, повредив в первую очередь готовые к вылету самолеты, уже выруливающие в начало полосы.

Мины гуськом лезут в ствол и наперегонки несутся к цели. Нет больше снисхождения к землякам, первые три самолета попали под серию, неприятно, когда воздух выходит из продырявленных колес шасси, беда, если из пробитых баков вытекает бензин. Прозрачное синее пламя побежало по смоченному топливом бетону, миг, и завеса алого огня охватила плоскости истребителя, другой, и столб багрового жара взметнулся к небесам, выбрасывая над собой черные клубы.

— Товарищ командир!

— А? Да! — Нет, ни течение воды, ни чужой труд не сравнятся по привлекательности со зрелищем пылающих фашистских самолетов, неудивительно, что я, зачарованный восхитительным видом забыл о своих обязанностях.

— Пятьдесят правее, беглым пять!

Гори, гори ясно, вашу немецкую шлюху-мать!

— Пятьдесят правее, беглым пять!

Чтобы не погасло, и хрен вы потушите, ублюдки!

— Сто дальше, сто левее, беглым пять!

Пройдемся по второй стоянке, там тоже есть чему гореть!

— Пятьдесят левее, беглым пять!

И оно горит, заволакивая черной полосой дыма уже половину горизонта.

— Пятьдесят левее, беглым пять!

Частая стрельба над аэродромом, трещат в огне патроны пулеметов и снарядики автоматических пушек. Подвешенная под объятым пламенем крылом штурмовика-лаптежника двухсотпятидесятикилограммовая бомба покачивается в огне, как свиная туша на вертеле, покрывая свои и без того черные бока слоем копоти. Когда же, когда?! Приникаю верхним взглядом к самому взрывателю, ища признаки нагрева, и на мгновение слепну от яркой вспышки, отшатываюсь, взлетая над аэродромом, залитым сплошным морем огня, и уворачиваясь от догоняющего меня султана мощного взрыва. Один за другим рядом возникают несколько других, потом еще и еще, рвутся черные бомбы подвешенные под черными крыльями людьми в черной форме с черными душами для черных замыслов. Ударные волны качают повозку подо мной, кони бьются, норовя опрокинуть ямщика, бойцы восторженно орут, что-то доказывая друг другу, пытаясь перекричать грохот, идущий с запада. Несколько раз проношусь над аэродромом туда и обратно, наслаждаясь открывающимися с высоты прекрасными видами. Красота неземная!

Обходя разгромленный аэродром, наша группа пробирается на запад, бойцы то и дело оглядываются на пачкающую светлое небо завесу жирного дыма, тычут друг друга в бока и гогочут. Спешить некуда, погони за нами нет, о чем я почти жалею, хочется чего-то такого этакого. Хотел даже устроить завтрак на месте, но Джалибек убедил меня, что это уже перебор, и бойцы поддержали его, заверив, что продержатся без жрачки пару часов.