Анатолий Дроздов - Лейб-хирург

На ступеньках обнаружились встречающие: двое мужчин и женщина. Все в летах, но не старые. Одеты прилично. Мужчины в сапогах, причем, у одного они с высокими голенищами с заправленными в них штанами, у второго из-под брюк выглядывали узконосые головки. На женщине платье до пола. Одежда здесь показатель социального статуса, и по виду встречавших видно – слуги из хорошего дома.

— Это ваш хозяин, — представил меня Горецкий. — Лейб-хирург государыни-императрицы, коллежский советник Валериан Витольдович Довнар-Подляский.

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие! — вразнобой ответили слуги и поклонились.

— Это – Никодим, — Горецкий кивнул в сторону высокого, худощавого мужчину с проседью в пышных бакенбардах. Это у него брюки были поверх сапог. — Он камердинер и управляющий хозяйством. Это – Ахмет, — лейб-медик указал на полноватого мужчину в белом переднике с раскосыми глазами на круглом лице. — Дворник. Агафья – кухарка. Выезда у вас пока нет, поэтому конюх и кучер отсутствуют. Понадобятся – найдем. А сейчас идемте смотреть дом.

И мы пошли. Заглянули в спальню, кабинет, библиотеку, столовую, кухню, комнаты для прислуги, посетили дровяной и каретный сараи. Последний был пуст – зачем держать выезд, если нет хозяина? Роскошью дом не поражал, но это по местным меркам. В моем мире этот особняк посчитали бы дворцом. Паркетные полы, дубовые панели в коридорах, в кабинете и в библиотеке, штофные обои в остальных комнатах. Мебель сделана по индивидуальному заказу. Сколько стоил бы такой особняк в моем мире, лучше не думать. Меня б за него убили. Центр столицы, до Кремля рукой подать! Как сообщил Горецкий, дом принадлежал придворному генералу, который скончался, не оставив наследников. Выморочное имущество перешло в казну, откуда его и пожаловали попаданцу. И вот зачем такая громадина одному? Да и содержать дорого, жалованья не хватит.

— Не беспокойтесь, Валериан Витольдович! — улыбнулся Горецкий когда я поделился сомнениями. — Лейб-хирургу помимо жалованья полагаются квартирные и прочие выплаты. Государыня знает, что вы не богаты и отдала соответствующее распоряжение министру двора. Я отвезу вас к казначею, который выдаст потребную сумму. Денег хватит. Если, конечно, не тратить их на певичек или актрис.

Он лукаво посмотрел на меня.

— Окститесь, Афанасий Петрович! — отмахнулся я. — Какие певички? Да меня за них закопают!

— Ее императорское высочество не простит, — согласился Горецкий.

Знает? А чему удивляться? Об отношениях цесаревны и новоиспеченного лейб-хирурга не знают разве что крысы в подвалах Кремля. Хотя и за них не поручусь.

— Неплохо бы перекусить, — заметил Горецкий. — Я проголодался. А вы, Валериан Витольдович?

— Слона бы съел! Есть тут неподалеку приличный ресторан?

— Найдем, — заверил Горецкий.

— Я угощаю.

— Позвольте вам этого не позволить. Плачу я. Считаю своим долгом.

— Вы мне ничего не должны.

— Ошибаетесь. За излечение ее императорского высочества пожалован в тайные советники [10] Чин, равный генерал-лейтенанту по Табели о рангах. и поместьем в курских землях. Если б не вы, меня бы ждала отставка и забвение. Понимаете?

Я кивнул. Сурово тут у них.

— Долги я привык платить. Обед – мелочь. Вы можете рассчитывать на меня и в других, более важных делах.

Похоже на предложение дружбы. Хотя почему бы и нет? Горецкий, похоже, нормальный человек, добро помнит. Понятно, что со мной ему дружить выгодно. Представители императорской фамилии тоже болеют, хороший врач пригодится. А если учесть, что новоиспеченный лейб-хирург может стать женихом Ольги…

— И вы на меня рассчитывайте, Афанасий Петрович!

— Благодарю! — он горячо пожал мне руку. — А сейчас – в ресторан?..

Я ожидал, что меня отвезут в «Яр» или «Славянский базар» – почему-то запомнились эти названия, но автомобиль остановился у здания, над входом в который красовалась вывеска «Селект». Странное название.

В гардеробе мы сдали шинели и шапки и прошли в зал ресторана. Горецкий выбрал столик в углу под пальмой в кадке. Любят здесь эти лопухи! Подлетевший официант подал нам кожаные папки с меню. Я раскрыл свою. Так, текст написан от руки красивым, каллиграфическим почерком и растиражирован на гектографе. Есть здесь такой множительный аппарат, в котором термобарабан с порошком заменяет желеобразная масса. На нее кладут написанный специальными чернилами оригинал, а затем по получившейся матрице откатывают копии. Называется это чудо техники по фамилии изобретателя Шапиро «шапирограф». Довольно компактный аппарат, между прочим, по размеру сопоставим с настольными ксероксами.

Чем нас будут кормить? «Консоме Принтаниер» (куриный суп с говяжьими фрикадельками и зеленью), «кокиль из судака» – это рыба, запеченная в форме раковины, «телячьи ножки в соусе тартар», «котлета дэ воляй по-киевски», «турнедо а-ля Крутон» (обжаренные говяжьи медальоны с гренками), «ноазет картофельный во фритюре»… А вот и салат оливье. К слову, дорогой – 60 копеек, консоме стоит вдвое дешевле. Ну, так не из вареной колбасы и консервированного горошка собран…

— Что выбрали, Валериан Витольдович? — поинтересовался Горецкий.

— Не знаю, Афанасий Петрович, не разбираюсь я в московской кухне. Случая не было – в первый раз в местном ресторане.

— Тогда позвольте мне. Консоме, турнедо, ноазет. Из напитков – римский пунш. Он на основе рома, который вы любите, насколько помню. Или хотите водки?

Я покрутил головой.

— На десерт закажем мороженое с гренадином.

Я кивнул. Горецкий продиктовал заказ застывшему у стола официанту, и тот умчался. Я еще раз пробежал взглядом по меню и отложил его в сторону. Вздохнул.

— Что загрустили? — поинтересовался Горецкий.

— Коллег по медсанбату вспомнил. Их так не накормят.

— Вы это заслужили, Валериан Витольдович! — Горецкий положил ладонь на мою руку. — И чин, и дом, и вкусные блюда. По заслугам и честь! Я прав?

Прав-то он прав, но на душе все равно погано…

— Разрешите, сэр?

— Приходите, Джеймс, присаживайтесь! Виски, сигару?

— Позвольте сначала доложить?

— Слушаю.

— У наследницы российского престола, похоже, появился жених.

— О чем вы? Она смертельно больна!

— Похоже, уже нет.

— Но вы сами уверяли меня, что белокровие неизлечимо. Или с диагнозом ошиблись?

— Нет, сэр. Его подтвердил консилиум из лучших врачей России. Сомневаться в их заключении не приходится. Я говорил по этому поводу с нашими светилами в Лондоне. Они в один голос заверили: никто в мире не сможет излечить белокровие. Но русским это как-то удалось.

— Сведения достоверные?

— Получены от агента в Кремлевском дворце. Он работает на нас не один год, и до сих пор не подводил. Я проверил его сообщение по другим источникам. Перемену в облике наследницы заметили после поездки в Минск осенью прошлого года. Она посвежела лицом, перестала недомогать, вернулась к обычному распорядку дня. Изменилось и настроение. Наследница стала шутить, петь в компании фрейлин. Смертельно больные люди так себя не ведут.