Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

— Десять тысяч бутылок с КС обещаю, по железке перебросим, готовься встречать, а что ещё… В общем, вы там держитесь, а уж я чем могу… Ну, ты понимаешь…

«А что мне ещё остается, на подводной-то лодке?» — снова подумал Годунов.

Трубка давно уже лежала на рычагах, а он все стоял у стола и в задумчивости водил пальцем по птичьей лапке альгиз. Спохватился только тогда, когда замначштаба покашлял — скорее настойчиво, нежели деликатно.

Для дальнейшей беседы расположились в кабинете Беляева. Что называется, тет-а-тет — Одинцов двинулся к себе, дабы телефонировать ответственным работникам: сегодня в двадцать три нуль-нуль состоится экстренное совещание в штабе округа. Годунову же предстояло поделиться с замначштаба необходимой толикой послезнания и прикинуть план. Но только он открыл рот, как в дверь постучали.

— Иван Трофимович, пойдёмте, голубчик, почаевничаем на ночь глядя… — вошедший хотел добавить ещё что-то, но осекся, заметив незнакомца. — Здравия желаю, товарищ комдив!

Вечерний гость подполковника Беляева, несмотря на форму бригвоенинтенданта (какое счастье, что любознательный Санька когда-то вызубрил значение всех этих шпал и ромбов!), показался Александру Васильевичу выходцем из XIX века — статный старик, словно сошедший с портрета эпохи дуэлей и балов. В его присутствии невольно хотелось расправить плечи — так ловко и красиво, иначе не скажешь, сидела на нём форма, так энергично и непринужденно он двигался. Годунов глядел на вошедшего не без зависти: у него-то самого бесконечный суматошный день отзывался ломотной болью не только в ногах, но и в пояснице.

— Бригвоенинтендант Оболенский, начальник снабжения Орловского военного округа, — представил визитера Беляев.

«На ловца и зверь бежит», — всплыла в памяти ещё одна любимая бабкина присказка. А заодно вспомнилась песня, в смутные девяностые звучавшая из всех радиоприемников страны: «Раздайте патроны, поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина!» Просто по ассоциации вспомнилась, главный тыловик, к счастью, ничем не напоминал юношу бледного со взором горящим: глядел на нечаянного гостя с добрым спокойствием много повидавшего и ничему не удивляющегося человека. А вот патроны были бы в тему… и не только патроны…

— Здравствуйте, товарищ Оболенский. Старший майор госбезопасности Годунов, с сего дня я отвечаю за оборону Орла, — м-да-а, как ни крути, нелегка она, доля попаданца! Только представляться за сегодняшний бесконечный день приходится в третий раз… или в четвёртый? У-у-у!

— Значит, узнали в Ставке про наши безобразия, — старик едва заметно качнул головой. — Уму непостижимо, фронт задыхается без крупнокалиберных пулемётов, а у нас тут на складе аж двести штук пулемётов Дегтярева-Шпагина образца тридцать восьмого года, новеньких, в заводской смазке. С августа месяца на фронт отправить не можем, Тюрин над ними, как царь Кощей над златом, чахнет…

«Совсем зачах ваш Тюрин», — чуть было не вырвалось у Годунова, однако ж внутренний голос ехидно прокомментировал: «Он такой же ваш, как и наш!»

— Ну что ж, дождались, теперь не вы их на фронт, а фронт — к вам. Над чем там ещё чах бывший командующий? — сперва сказал, а уж потом осознал, что невольно выделил голосом слово «бывший».

— Вот что, товарищ комдив, пойдёмте-ка покушаем, что бог послал, а там и побеседуем, — мягко проговорил Оболенский, но в его тоне Годунову почудился укор… или не укор? А-а, нашел время шарить по закоулкам психологии! Особенно если учесть, что предложение как нельзя кстати и вообще с давешними мечтами совпало.

В кабинете бригвоенинтенданта, весьма похожем на беляевский, но каком-то… более обжитом, что ли, уже накрыт был стол, в центре которого возвышался гигантский самовар, начищенный до зеркального блеска. Бывалого вида старшина с шикарными («мулявинскими», так подумалось Годунову) усами вносил последние штрихи в притягательный натюрморт.

— Афанасий Петрович, у нас сегодня, извольте убедиться, двое гостей, — мягко, чуть ли не по-домашнему вымолвил Оболенский.

Старшина, ни слова не говоря, ловким движением добыл из притулившегося в стороне шкафа ещё пару столовых приборов, отправил их на стол и… вроде, и отвлекся-то Годунов совсем ненадолго, разглядывая ниспосланное голодающему счастье, глядь — а колоритного персонажа уже и след простыл.

— Афанасий Петрович у нас потомственный пластун, товарищ комдив, — понятливо усмехнулся Оболенский, — сам до сих пор удивляюсь, как это ловко у него получается, хотя я его уже лет, почитай, десять знаю. Да вы присаживайтесь, покушайте. Надо понимать, у нас такие дела скоро завертятся, что покушать без спешки, по-человечески, райской мечтою покажется. Иван Трофимович, ну а вы-то что стоите, чай не в гостях…

— Вы правы, — грея ни с того ни с сего озябшие руки о чашку, признался Годунов. — Насчёт дел наших правы. У нас с вами на всё про всё два, ну, может, три дня осталось, так что надо всё взрывающееся, горящее и стреляющее использовать, да по уму, — он задумался. — Вот взрывчатка, к примеру, есть на складах?

— Ну, такой, о которой при добрых людях сказать не совестно, килограммов сто наберется, — не моргнув глазом ответил Оболенский и принялся переливать чай из стакана в блюдечко, — однако ж есть ещё мелинит, с царских времен остался, жуткая, между нами говоря, гадость, — взглянул на Годунова, потом на Беляева, будто ища сочувствия, — но гадости этой много, почитай двадцать тонн. Хотели мы её строителям отдать, но они как черт от ладана шарахнулись, так вот и долежала…. На безрыбье, как говорится, и рак рыба…

— Вы даже не представляете, как это хорошо, что долежала, — немного воспрянул духом Годунов. Руки согрелись, даже к щекам кровь прилила. — Вот только годный он, мелинит ваш, или того…

— Ещё как взрывается! — поспешил заверить Оболенский. — Да вы кушайте, кушайте, печенье домашнее, супруга нынче побаловать вздумала, как чувствовала, что гости у меня будут. Так вот, я по весне приказал с каждой тонны пробу взять и испытания провести, и могу заверить — все двадцать тонн годны в дело.

— В снарядах тоже взрывчатка есть, — заметил Беляев, глядя в свой стакан так, словно вознамерился гадать по чаинкам на его дне.

— Иван Трофимович, дорогой мой человек, — с притворным осуждением покачал головой интендант. — Я, конечно, давно уже вышел из гимназических лет и латинские глаголы вряд ли сейчас дались бы мне без труда. Однако ж о том, что у нас в хозяйстве имеется, пока ещё крепко помню.

— Что за снаряды? — спросил Годунов.

— Реактивные, для самолётов. Ну, те, что РС-132. Завезли их с неделю тому назад, ни много ни мало — восемь тысяч. А толку-то с них? Самолётов у нас всё равно нет, на У-2 на перкалевые их не поставить, — Оболенский вздохнул. Так вздыхает радушный хозяин, на столе у которого вдруг не оказалось простого хлеба.