Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

Старики-артиллеристы, собравшись на снарядных ящиках, отдыхали после тяжёлого труда. Двое переговаривались о своих соседских делах: дома-то стоят на одной улице, почитай, напротив друг дружки. Кто-то молча сосредоточенно курил, дымок из вишнёвой трубки сносило назад и он смешивался с дымом паровоза. Остальные же, окружив рвущего сочные звуки из тульской двухрядки гармониста Ираклия Пименова, слаженно — будто и не было десятилетий, минувших со времен царской солдатчины и замятни Гражданской, — подтягивали никодимовскому баритону:

Стоящий на тендере старший лейтенант с загипсованной рукой на черной косынке приник к окулярам бинокля. Внимательно всматривался в бегущий навстречу ландшафт и краем уха слушал «старорежимную» песню артиллеристов. Конечно, наспех сделанный узенький дощатый настил вдоль бортов тендера — слабая замена командирской башенке, но тут уж ничего не поделаешь! Вон, девчата-телефонистки вовсе на мешках, постеленных прямо на уголь, устроились — и хоть бы что! Щебечут о чем-то между собой, интересно им все, комсомолочкам-доброволочкам… Может, ещё и школу-то не закончили, а туда же: на потенциальную братскую могилу на колесах напросились… Гнать бы их отсюда веником по мягкому месту, да ведь других-то нет и не будет! Так что хочешь-не хочешь, а придётся вместе и служить, и воевать, а то и смертыньку принимать… Командир «Красного Орла» хорошо знал, как она, костлявая, выглядит… От Ломжи до Минска с боями отходил, теряя людей, теряя матчасть батареи… А за Минском и сам потерялся: прилетело два осколочка, и уехал Серёга Денисов подальше от фронта на излечение. А теперь вот, выходит, фронт его и тут догнал. Жаль, рука не зажила, ну да ему не выстрелы в казённик кидать, а чтобы траекторию рассчитать да команду подать — и тем, что есть, обойтись можно. Вот только позицию толковую для «фортеции», как старики на свой лад БеПо именуют, подобрать будет трудновато: как ни крути, блиндопоезд привязан к рельсам, в сторону не съедешь, в землю не вкопаешься… Так что остаётся классическое двуединство: огнём и манёвром. А что манёвра всего-то и есть, что «вперед-назад» — это уж зло неизбежное…

Денисов слегка завидует нежданным своим попутчикам — роте войск НКВД, прибывшей чуть не перед самой отправкой поезда. Из конвойников централа, вроде как. Это сейчас они разместились хуже всех — в давно списанном, грязном товарном вагоне, продуваемом всеми ветрами. Ну а на месте у них будет возможность хоть как-то окопаться… дорогого она стоит, возможность эта! Землица — она всяко лучше защитит, чем ветхая «броня»…

От Орла до Нарышкино ехать по железке чуть больше получаса. Как раз — супца похлебать, да трубочку выкурить, да спеть. И вот уже — дощатый станционный домик, крашеный, небось, ещё в годы первой пятилетки, и не разобрать уже, серый он или зелёный.

Диковинный поезд встречали ехидного вида дедок в железнодорожной тужурке, три женщины с таким давним отпечатком тревоги на лицах, что возраст стёрся, и — вот уж неожиданность так неожиданность! — пятеро пехотинцев.

Был бы здесь Годунов — наверняка вспомнил бы кадры кинохроники: встреча войск двух фронтов, улыбки, объятия.

Здесь вышло, конечно, куда скромнее: рукопожатия и нескрываемо удивленные возгласы. Конвойники из Орла и команда БеПо встретились со стрелковой ротой, которая только несколько дней назад держала оборону против танков Гудериана в районе Севска, а нынче ночью была, тоже нежданно-негаданно, переброшена сюда с приказом держать станцию в случае, если враг обойдет и двинется со стороны Орла. Бойцы сразу же начали окапываться по сторонам шоссейки, лицом на светлеющий восток. Командир стрелковой, рыжеватый старший лейтенант с очень подходящей ему фамилией — Костров, был убежден, что «скорое рандеву с гансами так же неизбежно, как победа коммунизма».

— А чего, Кромы, разве, сдали? — осторожно уточнил Денисов.

— Вам, вообще-то, видней. В сводках Совинформбюро о том пока ни полслова, — хмыкнул старлей, заставляя обоих собеседников поморщиться: артиллериста раздражала его вопиющая несерьезность, чекиста, дядьку средних лет, до желтизны высушенного давным-давно, раз и навсегда, упрямым среднеазиатским солнцем, — трехдневная щетина и цветастые речевые обороты, так не похожие на предписанные уставом. — Но, как по мне, чем лучше зароемся, тем дольше нас отсюда выколупывать будут. Ферштейн, как спросил ихний фюрер у ихней же нации, намекая на то, что, один хрен, если тебя так удобно уложили, согласия твоего спрашивать не станут, как ты, милочка, ни охай…

Заметил на ступеньке вагона телефонистку Леночку Лях, похожую на слегка испуганную белую мышку, осекся, вспыхнул — и заспешил к своим. Будучи отловлен за рукав командиром конвойников до того, как успел скрыться за углом станционного домика и задолго до того, как справился со смущением, определил участок обороны для вновь прибывших в соответствии с начальственным произволом. Проще говоря, неопределенно махнул рукой в сторону жиденькой лесопосадки.

Чекисты тем временем закончили спешную, но слаженную разгрузку, «Красный Орёл» вновь тронулся с места и остановился на выезде из очередного перелеска. Бойцы принялись сооружать из древесных стволов, веток и маскировочных сетей полог, способный укрыть состав от зоркого взгляда воздушного пирата «Лютваффе» — погода, конечно, нелетная, но, как строго напомнил, шевеля мохнатыми бровями, Никодимов, береженого Бог бережёт.

Сам же старший лейтенант Денисов, выслав в двух направлениях разведдозоры, принялся, склонившись с логарифмической линейкой над картой и огневым блокнотом, производить расчёты траекторий и секторов обстрела. Получалось вполне прилично: дальность стрельбы орудия давала возможность накрывать вражеские скопления далеко за линией горизонта, а целых пять ДШК позволяли держать противника под огнём на дистанции горизонтального огня в три с половиной километра и более чем на две версты вверх. Таким образом от воздушного налёта и от легковооруженного моторизованного противника БеПо мог отбиваться до тех пор, пока не закончатся боеприпасы или (думать об этом очень не хочется) пока не погибнет почти вся команда.