Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

Рельеф местности между рабочим поселком Нарышкино и Орлом — типично среднерусский. Что означает: сколь-нибудь приличных гор в зоне досягаемости просто нет. Есть луга, перелески, высотки, овраги. А гор — нет. Как следствие, нет и туннелей, через горные массивы проложенных. Очень хорошо это для железнодорожного строительства, удобно. А вот для команды БеПо — паршиво. Не спрячешься, не укроешься. Благо, день и ночь морось, а если распогодится — точно поналетят…

Местным жителям тоже несладко: железнодорожные пути делят поселок на две неравные части. Если тут каша заварится, здешним ничего не останется, кроме как в погреба лезть, а уж дальше — как повезёт. Кто может — двинулся своим ходом в ближние деревни, к родственникам-свойственникам, а то и к чужим людям на постой, имея на руках райкомовскую бумагу. Кое-кого командир чекистов (душевный оказался дядька, понимающий) каким-то образом ухитрился пристроить в идущий из Брянска эшелон. Но и осталось народу немало, и у всякого — своя надежда. У одного — на то, что немец не придет, он, сказывают, уже за Кромами, чего б ему возвращаться. У другого — на глубокий погреб. У третьего — на русский авось.

То, что первая и главная из надежд оказалась несбыточной, стало ясно утром шестого, когда беда явилась, вопреки обыкновению, не с заката, а с рассвета. И вот уже местные спешно закрываются в погребах, а «Красный Орёл» сгоняет с дороги злыми очередями дальнобойных пулемётов «образца 1938» германских моторизованных разведчиков, посылая — почти наугад — пятидюймовые снаряды древней французской гаубицы в расчёте накрыть вражескую колонну.

Стукнувшись, с лязгом и грохотом, бронированным лбом о стену, немцы не стали испытывать её на прочность. Затишье обрадовало ребят-«истребков»: сильны, говорят, враги, а вот врезали им от души раз-другой по зубам — они и призадумались. Дядьки-ветераны насторожились: упёртый германец, быть такого не может, чтоб пакость какую-нибудь не учинил, надо держать ухо востро. А Денисов, приказав девчатам-телефонисткам срочно связываться с «гнездом», начал прикидывать: сколько времени понадобится немцам, чтобы подтянуть танки и артиллерию? Как ни крути, выходило всего ничего. И чуть больше, чем ничего, — на то, чтоб они поняли: перед ними не капитальная стена, а перегородка, наскоро построенная из того, что нашлось под рукой у командования. Лишь бы подкрепление из Орла вовремя подошло!

Дрогнула земля, когда пристрелочный вырвал сноп почвы и гравия на откосе насыпи, словно под шпалами стрельнула картечью в небо зарытая неведомо кем старинная Царь-пушка.

«Ну, понеслось!» — подумал Денисов, с раздражением, на удивление похожим на жалость, не то чтобы услыхав — скорее угадав, как испуганно ахнула, роняя телефонную трубку, Клава Стецюра.

БеПо огрызался гаубицей и крупнокалиберными пулемётами правого борта. В общем шуме нельзя было расслышать, что творится в той стороне, где шоссейка, но старлей точно знал — там тоже идёт бой.

Второй и третий снаряды ушли с перелётом, но чёртов ганс, видать, уже рассчитал «вилку»: следующий залп исковеркал рельс, раскрошил пропитанные креозотом шпалы, изрыл воронками насыпь позади блиндированного поезда.

Антантовское орудие на службе у «Красного Орла» успело произвести целых семь выстрелов, буквально разбив вдрызг две немецкие «тройки» Pz-III и шустрый бронетранспортёр. Гренадиры, что попытались проскочить в «мертвую зону», попали под перекрестный огонь с обочин и залегли.

Немецкая артиллерия продолжала методично, с упреждением работать по самому поезду, чтобы обездвижить и нанести ему максимальные повреждения, обеспечивая этим успех атаки мотопехоты и танков, уже потявкивавших своими пушечками из-за деревенских сараев и стогов.

Раскуроченный прямым попаданием в будку машиниста паровоз «Красного Орла», весь окутанный паровым облаком, протянул по инерции состав ещё метров на сорок и встал окончательно и бесповоротно.

Через люк в днище полувагона четверо бойцов из молодёжного истреббата, выволокли один из ДШК левого борта, установив его прямо на насыпи в полусотне шагов от артиллерийской платформы. Впрочем, пулемёт смолк, не успев выпустить целиком даже первую ленту: слишком густо падали у блиндированного поезда вражеские снаряды, смертельным посевом засыпая все вокруг. После «прямого» на месте расчёта остались лишь рваные трупы. Людей и оружия. Исковерканные и перекрученные стальные детали, смешавшиеся воедино со шматками мяса и торчащими осколками костей. И лишь в полуметре от воронки сиротливо крутилась, тикая, секундная стрелка на белом циферблате точмеховских латунных часов, надёжно укрепленных на запястье оторванной руки в сером шинельном рукаве…

Второе попадание пришлось в «голову» самодельной артплощадки: тяжёлые рваные осколки стаей раскалённых птах прозвенели по телу и лафету орудия, с лязгом пробороздили железные борта и с жадным чавком мясницких топоров прорубили плоть большинства стоявших у гаубицы старых артиллеристов.

Рухнул навзничь, свистя разорванным горлом, бывший старший фейерверкер Никодимов, большой охотник до песен. Недвижным взглядом вперился в доски пола прижимающий окровавленные культи к животу Пименов. Закатилась под лафет чья-то прокуренная трубочка…

Третий и четвёртый снаряды, ударившие в стенку пулемётного полувагона, были посланы расхрабрившимися немецкими танкистами. Металл они, конечно, пробить сумели, но добрая кирпичная кладка устояла, осыпав пулемётчиков керамическим крошевом и создав внутри облако мелкой красно-рыжей пыли.

Без всякой команды оба «крупняка» правого борта схлестнули металлические плети очередей на одном из панцеров, неудачно пытающимся укрыться за жиденькой — на просвет — лесопосадкой. За дальностью расстояния бойцам не было видно, кромсают ли рурскую броню тульские пули, но вот то, что с танковых катков широкой лентой поползла гусеница, а поймавший очередь погон башни явно заклинило, пулемётчики поняли сразу. Пацаны, вчерашние старшеклассники, в колючих шинелях и немногим более взрослые красноармейцы предвоенного призыва на радостях подпрыгивали, колотили друг дружку по плечам, вопили «Ура!..»

…А рядом, внутри искореженного тендера, беззвучно рыдала телефонистка Леночка Лях, стоя коленями на острых гранях угольных кусков, поверх которых разметались толстые окровавленные косы Клавы Стецюры. Связистка боялась выпустить из рук раскроенную осколком голову подружки. Они познакомились только четверо суток назад: Клавочка, вся такая тонюсенькая, в сером ушитом пальтишке, с нарядной белой сумочкой в руках, взбежала на крыльцо пристанционной казармы, где дислоцировалась спешно формируемая команда «Красного Орла». И вот сейчас…