Семён Афанасьев - Доктор 2

— Меня не колыхать. Разденусь позже.

Когда я через полминуты возвращаюсь с пледом, чтобы укрыть её, она уже спит прямо в одежде.

Укрыв Лену, плотно закрываю дверь в старую спальню, чтоб не разбудить её случайным шумом. Какое-то время верчу в руках решения суда.

Странно. До этого момента я ничуть не чувствовал себя недостаточно взрослым. А вот теперь, получив всего лишь бумажку, почему-то чувствую себя иначе.

Спать ложусь в «большой» спальне, чтоб не потревожить Лену. Ночью чувствую, как что-то тёплое ныряет ко мне под одеяло и прижимается сзади. Я пытаюсь развернуться, но голос Лены шепчет на ухо:

— Не вертись. Спи. Всё утром. Я для комфорта пришла.

Ну ладно.

Утром просыпаемся и готовим завтрак вместе.

— Что это с тобой, Лен? — спрашиваю, с удивлением глядя, как она быстро трёт сыр для спагетти. — Где что в горах сдохло?

— Не поверишь. Вчера, пока всем доказывала, что несу за тебя ответственность, так вошла в роль, что стала ощущать себя старшей, хи-хи. Вот с утра на кулинарный зуд пробило, — разводит руками Лена.

— А у меня, как взял в руки эти решения суда, почему-то наоборот ощущение детства появилось. Никогда раньше не было.

— Мда-а, парадоксально, как говорит Бахтин, — кивает Лена и обдаёт всю кухню паром от выливаемого на сковородку со спагетти соуса.

Ладно, съедим…

Я режу салаты. За делом, вспоминаю один отложенный вопрос. Рассказываю Лене о мальчике Тимуре с пьющей, но ещё не потерянной матерью. Рассказываю про пожертвованные шесть тысяч.

— Лен, скажи, как врач и психолог. Им чем-то можно помочь?

— Пацану — да. Матери — ты просто на пропой денег подарил, смирись. — пожимает плечами Лена.

— Почему? От алкоголизма не лечат?

— Почему не лечат, лечат, — ещё раз пожимает плечами Лена, вымешивая соус со спагетти. Кажется, я был не прав, пахнет вкусно. — Но для этого прежде всего нужно желание пациента. Судя по твоему описанию, об этом речь не идет.

— А пацану как помочь?

— Навскидку три момента. Нет, стоп, даже пять. Погоди, — Лена пробует своё варево на сковородке, щедрой рукой отсыпает столовую ложку чили и продолжает, — первое, оторвать пацана от социальной среды. Твоя идея водить его с собой на бокс в этом смысле идеальна. Второе, поработать с его самооценкой. Тут можешь и ко мне водить, я справлюсь. Уж спрофилактировать смогу. Да и даже психические травмы проработать, если есть.

— Ты говорила, пять пунктов, — напоминаю, поскольку она опять увлеченно пробует содержимое сковородки.

— Продолжаю. Третье, не давать ему отставать в школе. В идеале, вообще делать с ним уроки. У него один шанс в жизни — выучиться. Нельзя дать этому шансу протухнуть.

— Сделай паузу, — понимаю, что забуду, потому быстро всё записываю. — Продолжай.

— Четвертое как часть второго. Его гардероб, карманные деньги и варианты досуга в выходные, когда мать пьяна, должны быть качественными и полноценными. И пятое. Он должен знать, что его любит кто-то из тех, кого он уважает и ценит. Мать на такой объект обожания не канает, сразу говорю.

Лена резко подхватывает сковородку с плиты, ставит её на стол и продолжает:

— Так, кажется не передержала… Мелкий, я уже вижу по глазам твой немой вопрос. Который ты стесняешься задать мне под руку. Потянем.

— ??? — только поднимаю брови в так и не высказанном вопросе.

— Говорю, взять его на буксир, именно сейчас, потянем. Для начала, выясняй насчёт бокса. Не буду в деталях, но тут все элементы ключевые. Бокс — чуть не главный. Учитывая конкретную клиническую картину.

Дальше Лена отвозит меня в КЛИНИКУ, берёт телефон Тимура и обещает ближайший час уделить ему.

После КЛИНИКИ она ждёт меня на улице. Прогноз по матери Тимура, к сожалению, оправдался.

— Ты знаешь, пацан и правда прикольный. Общительный, не озлобленный, просто приятно работать, — удивленно рассказывает Лена.

— А ты с ним сейчас была?

— Ну да. Позвонила им, мать бухая. Я заехала. Тимуру сказала, что от тебя. Пошли вдвоём гулять, покормили его в ЛАГМАНе. Потом смотались быстро на Гагарина форму школьную купили, она в багажнике. Отдадим ему лично тридцать первого, чтоб мать не пропила… Потом на аттракционы в ПАРК ГОРЬКОГО. Заодно с ним поработала. Всё равно тебя ждать, заняться нечем.

— И что скажешь?

— Да он здоровее нас… Психически. Не знаю, где выдают такой шикарный ресурс психики.

— Лен, как я тобой иногда горжусь, — наклоняюсь над коробкой передач и целую её в висок.

— Да ладно, подумаешь, — жмурится Лена. — Хотя да. Говори, хи-хи. А если серьёзно, материнский инстинкт, Мелкий. К тому же, мы с тобой, видимо, действительно неплохая пара. Всё то, что ты начинаешь считать своим, для меня тоже становится не чужим. Вот твою эту Ануш я как-то не смогла принять. А Тимкой займёмся. По мере сил.

Вечером Сергеевич говорит, что Тимура примут в детскую группу, но только с третьего сентября. Платить ничего не надо.

— Это только для него или в принципе? — интересуюсь за шахматами после тренировки.

— Для всех. Кому нет двенадцати. — чётко отвечает Сергеевич. — Лично я ещё рос в те времена, когда платного спорта не было. Все секции были бесплатными. Чемпионы в секции есть, деньги тоже. Драть с малолеток для выживания пока не нужно. С теми, кто до двенадцати, работаем бесплатно. Да и время для остальных неудобное — обед.

Следующие дни сливаются в сплошную карусель, прежде всего из-за Анны. До первого сентября стремимся успеть как можно больше: у неё контрольное обследование перед запланированной операцией. Котлинский говорит, анализ не должен оставлять сомнений, что процесс «повёрнут вспять», чтоб операция была отменена.

Потому выкладываемся по полной.

Я — занимаясь только ею с девяти до обеда. Она — терпеливо вынося разные комбинации расстановки игл, многочасовое лежание в одном положении, монотонный и болезненный характер процедур.

«Сустав» за это время «встал на ноги», передал через Котлинского «благодарность» в размере трети моей месячной зарплаты и укатил, как говорит Котлинский, куда-то в Юго-Восточную Азию отдыхать душой и телом.

А потом настаёт первое сентября. Анна идёт сдавать анализы, результаты которых через пару дней скажут, к чему мы пришли за этот месяц.

А мне пора в школу.

Первого сентября, когда я прихожу в школу, вахтёр на входе меня сразу разворачивает на школьный двор, который у нас за школой.

Вместо оговоренного начала уроков, на школьном дворе застаю практически всю школу, по крайней мере, старшие её классы (с младшими я особо не знаком по понятным причинам), слоняющимися в ожидании не понятно чего.

После получаса стояния на улице, к микрофону, установленному в центре школьного двора, подходит завуч по воспитательной работе, женщина средних лет с усталыми, не смотря на первый день занятий, глазами, и объявляет: