Владислав Конюшевский - Иной вариант: Иной вариант. Главный день [сборник litres]

Причем это даже не про «колхозников» сказано, а про Ванина. Этот дьякон с журналистским образованием, которого я держал за обычного желчного болтуна, вдруг повел себя так, что я потерялся. Как он искренне обрадовался, встретив людей из Сопротивления! И тут же делом, а не на словах, начал доказывать свои намерения. А ведь у человека жена и двое детей. И дураком, который очертя голову может кинуться в авантюру, его вовсе не назовешь. С одной стороны, Лешку можно понять – жизнь тут такая, что и не так раскорячишься. Но с другой – миллионы таких же, как он, живут и не жужжат! Значит, у этого человека есть стержень. Тот самый стержень, что и у меня когда-то был, но который от одного удара судьбы, принявшей облик хамоватого подполковника, согнулся в дугу. Поэтому я ему завидовал. И хотел доказать, что и мы не лыком шиты. Не знаю только, ему или себе…

А недопонимание… Хм, просто мое поколение как-то не привыкло жертвовать хоть чем-то ради того, что не имеет четко выраженного финансового эквивалента. А тут я первый раз в жизни встретил людей, которые рисковали жизнью не из-за денег, не из-за карьеры и не из-за «хорошего бизнеса». Нет, они рисковали из-за чего-то абстрактного, того, что сами считали правильным и единственно верным. Да что там говорить – даже гордые нохчи и прочие «повстанцы» всегда боролись за свою «свободу и независимость» исключительно за СКВ [54] СКВ – свободно-конвертируемая валюта. . А эти… эти ребята какие-то СОВЕРШЕННО ДРУГИЕ.

М-да, вот «проф» их бы, наверное, понял. Из рассказов Игоря Михайловича, больше похожих на мифы (ну прямо как будто не про наших дедов и отцов разговор шел, а про героев какой-то утопии), я вынес одно – во времена СССР такие совершенно абстрактные понятия, как «долг» и «Родина», были вовсе не абстрактными, а являлись основополагающими.

Это сейчас, когда какое-то мурло с большой должностью произносит из телевизора подобные слова, значит, оно хочет тебя объегорить. А тогда люди шли на жертвы и точно знали, что их усилия идут не на пополнение чьего-то счета, а действительно на благо всей страны. Наверное, поэтому и страна крепла, и граждане ее жили нормально. Но потом целую страну «кинули», вот и стала вера в эти понятия признаком крайнего лоховства.

А в ЭТОМ мире, в котором Россию нагнули так, что не снилось и в самом страшном сне, еще остались личности, словно пришедшие из рассказов Сосновского. И главное – это не замшелые старички, а мои ровесники!

Хлопнувшая дверь заставила оторваться от странных мыслей, и я, подхватив «вальтер» и заведя руку с оружием за спину, вышел в коридор. Но тревожился зря. Это вернулась Мария, которая, снимая пальто, оповестила:

– Я ребятишек у Зои оставила. Так, думаю, правильней будет. И лекарств у нее кое-каких перехватила, – после чего, пройдя в комнату, поинтересовалась: – А как Анатолий?

– Спит. И Настя – тоже.

Ванина кивнула и, подойдя к сопящему на диване Толику, пощупала ему лоб. Удовлетворенно улыбнувшись, сказала:

– Очень хорошо! Температуры нет. Будем надеяться, что все обойдется.

Я обрадованно спросил:

– Так что, госпиталь отменяется?

– Ни в коем случае! Обойдется – это в смысле – без осложнений. Но в больницу надо обязательно!

После чего достала какие-то ампулы и, осторожно заголив обиженно бурчащего во сне Ловягина, вколола ему два укола. Тот даже и ухом не повел, лишь только перешел с сопения на храп.

Я восхитился:

– Во дает!

Мария вздохнула:

– А чего ты хотел? Человек ранен, измотан, да и крови потерял… Ну да ничего, хирург рану почистит, и мы его за недельку на ноги поставим!

Я только хмыкнул, но ничего не сказал. Ванина же на мой хмык не обратила никакого внимания и, поправив одежду на Толике, сходила посмотрела, как там Анастасия, а потом уже с кухни позвала меня пить чай.

Пока мы чаевничали, Мария попыталась выведать у меня дальнейшие планы. Только какие можно строить планы, если все зависит от результатов похода ее мужа? Озвучив эту мысль, в свою очередь поинтересовался, есть ли у Ваниных родственники в других городах? Мария вопросу удивилась, но ответила, что ее мать с отцом живут в Тихорецке и больше родственников нет, так как родители Алексея и его старший брат погибли в 2009 году. Из ее рассказа я с удивлением узнал, что Ванины до начала распада страны обитали в Каспийске. А когда там начались крутые разборки и на «некоренных» перестали просто косо смотреть, а начали резать, они собрались и переехали в Тихорецк, к ее маме.

Но в этом маленьком городке Алексей работу найти не смог, и их семья перебралась в Воронеж, где главредом местной газеты работал его однокурсник. А потом редактор сменился, и с новым шефом у Ванина начались конфликты, закончившиеся увольнением. Только она не унывает, так как муж у нее и умный, и рукастый, и добытчик, да и вообще, лучше жить впроголодь в холодном Воронеже, чем вообще никак не жить в теплом Каспийске. Вот там было по-настоящему страшно…

Слушая Марию, я только головой крутил. Да уж, натерпелись ребята… Но то, что у них есть куда ехать – это очень хорошо. Лешка в наивности своей еще не знает, во что ввязался, и думает, наверное, что партизанить он может непосредственно без отрыва от жены и детей. Угу, сейчас! Ничего, вот сейчас вернется, и я с ним переговорю. Открою, так сказать, глаза!

Правда, сразу открыть глаза на суровые реалии подпольной борьбы пришедшему из больнички Алексею не удалось, так как для начала выслушал рассказ о его поисках и находке. Оказывается, дьякон за это время успел побывать в одной поликлинике и одной больнице. В поликлинике вышел облом, и как высказался Лешка:

– Я навел справки в очереди и понял, что если этот коновал вросший ноготь без последующих проблем удалить не может, то что говорить про более сложные операции? Да и не занимается он ничем более сложным. А вот в больнице…

В общем, в больничке Ванин вышел на тамошнего хирурга. Тот сначала выкобенивался, но потом, зарядив за операцию пятьсот евро и взяв две сотни предоплаты, назначил время встречи на пятнадцать ноль-ноль. При этом Леха сказал, что приведет брата, случайно словившего пулю в тот момент, когда он, Алексей, крутил в руках найденный на улице пистолет. Подранил своего братана он вчера, поздним вечером, пистолет с испугу выкинул, и с утра, видя, что родственнику становится хуже, побежал искать врача. А тайна нужна для того, чтобы полиция не начала его тиранить на предмет хранения огнестрельного оружия. Мол, типа, сами понимаете, что полицейским только повод дай, лишь бы зацепиться.

Доктор вроде в рассказ поверил. Я кивнул – а чего бы ему не поверить. Хотя изначально ребята предлагали совершенно фантастические истории, но я настоял именно на этом варианте «легенды», как на наиболее реальном. Ведь чем-то нужно было объяснить нежелание вмешивать в это дело полицейских? Хотя, если бы не гипотетическая угроза того, что БОГС оперативно разошлет ориентировки по поводу раненого «террориста», можно было бы вообще не париться. Тогда бы все выглядело по-другому: «Эй, где тут доктор? Помогите! Моему родственнику какие-то отморозки пулю в плечо всадили! Еще вчера! Мы думали, сами справимся, но ему только хуже становится. Что? Полицию в этом случае надо известить и вызвать? Да вызывайте, мне-то что! Только лечите быстрее! Что? Платно?! Да хрен с ним, заплачу, не помирать же человеку!»