Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Законы экономики обмануть нельзя, и никакими запретами и штрафами дефицит в Советском Союзе изжить оказалось невозможно. Хотя Сталин запретил возврат к карточной системе распределения, ему пришлось смириться с тем, что она всё равно возродилась явочным, так сказать, порядком. Как из известной русской пословицы: ты её в дверь, она – в окно. В 1938 г. вновь начались перебои с поставками широкой номенклатуры товаров массового спроса. Причиной тому явились серьёзные просчёты при планировании третьей пятилетки, ненормальный перекос в финансировании тяжёлой индустрии, создание стратегических запасов, обездвиживших колоссальные материальные и финансовые ресурсы, скачок и без того больших расходов на военные нужды. Страна, едва вздохнувшая после безумной экономической политики первой половины 1930-х гг., вползла в новый рукотворный сталинский кризис.

Поскольку советские сельское хозяйство и торговля показали свою полную неспособность обеспечить население продуктами питания, власть мудро разрешила народу заняться самоспасением. На предприятиях стали создаваться ОРСы – отделы рабочего снабжения, многопрофильные подсобные хозяйства, снабжавшие столовые необходимыми продуктами сельского хозяйства. Во всех более-менее крупных учреждениях и на заводах появились ведомственные магазины, в которых могли отовариваться работники. Разумеется, торговля в них не была свободной, а осуществлялась по специальным талонам, которые распространялись, как правило, через профсоюзную организацию. Поскольку талонов было гораздо меньше, чем нуждающихся, существовала очередь на их получение. Талоны явились суррогатным заменителем карточек. На внутреннее распределение по талонам перешли практически все заводы и учреждения страны, даже академики Академии Наук СССР для покупки мебели или обуви записывались в очередь на соответствующие талоны и ждали по несколько месяцев. Ещё одной паллиативной мерой борьбы с дефицитом явилась раздача горожанам земли под огороды. Мало кто знает, что массовое «огородническое движение» началось в Советском Союзе ещё в довоенные годы, в начале третьей пятилетки. К 1940 г. землю под индивидуальные огороды получили более 1 млн. жителей крупных городов. В условиях тотального дефицита самых необходимых продуктов питания несколько мешков картошки и бочонок квашеной капусты реально могли помочь рядовой советской семье пережить очередную голодную зиму.

Это было по-настоящему страшно! Советская власть боролась со своим народом самозабвенно и безостановочно, делала это с выдумкой, изобретательно и дотошно. Общее правило советской системы снабжения можно сформулировать так: чем дальше от столицы находится населенный пункт, тем меньше он получает материальных фондов, тем хуже снабжается его торговая сеть. Народ фактически был брошен на произвол жестокой судьбы, как тот утопающий, спасение которого становится делом его собственных рук.

Впрочем, в этом ретроспективном обзоре мы зашли чуть дальше, чем следовало. Дмитрий Дмитриев, новый начальник Управления НКВД по Свердловской области приехал на Урал в разгар второй пятилетки, и до третьей ему ещё предстояло дожить, что оказалось, как увидим, совсем непросто. Как уже было отмечено, ко времени его появления в Свердловске верхушка местной парторганизации представляла собой самую настоящую мафию, спаянную круговой порукой, прежними прегрешениями и чувством вседозволенности. Цинизм большевистских управленцев доходил до такой степени, что перевод денег упомянутому выше Лечкому осуществлялся со счёта Уралхиммашстроя даже после консервации стройки по причине нехватки финансирования! Нормой поведения в этом узком кругу стали дорогостоящие подарки как самим «ответственным работникам», так и членам их семей – в порядке вещей были подношения в виде мехов и кожаной одежды, ювелирных украшений, дарились даже автомобили – неслыханная роскошь для того времени! Приближённые к Кабакову ответственные работники допускали и явно уголовные преступления, известны случаи самоуправства, рукоприкладства, хулиганства, изнасилований и тому подобные выходки.

Понятно, что шила в мешке не утаить, так что Кабакову и его ставленникам пришлось отбивать многочисленные попытки навести порядок, предпринимавшиеся рядовыми коммунистами, всерьёз поверившим демагогической доктрине о всеобщем равенстве и братстве. В низовых парторганизациях периодически пытались критиковать барство и личную нескромность отдельных номенклатурных работников, разумеется, невысокого уровня, поскольку любая критика в адрес обкомовских деятелей была чревата моментальным заключением в тюрьму. Но кабаковская «мафия» самым деятельным образом защищала от критики даже низовых партийных руководителей. Только за два года – в 1935 г. и 1936 г. – из Свердловской областной парторганизации с явными нарушениями устава партии были изгнаны более 900 человек. Как любили повторять коммунисты: «Кто не с нами, тот против нас», – так вот в данном случае работал именно этот принцип!

Одной из основных задач, которые пришлось решать Дмитриеву в Свердловске, являлось разрушение костяка кабаковских выдвиженцев. Хотя руками НКВД Сталин вовсе не боролся за социальную справедливость, а лишь устранял из партийного и государственного аппарата неугодные ему кланы, тем не менее объективно это был процесс необходимый и полезный для общества. Дмитрий Матвеевич деятельно взялся за расчистку доставшихся ему авгиевых конюшен и довольно быстро собрал необходимую «фактуру», то есть документальные свидетельства политических колебаний, финансовых злоупотреблений и прямых уголовных преступлений Кабакова и его присных.

Первым серьёзным, хотя и неявным, ударом по Кабакову явился арест «Кошелька», кабаковского выдвиженца Василия Федоровича Головина. 11 января 1937 г. пленум исполкома снял его с должности за «политические ошибки». Не прошло и двух недель, как 23 января его взяли под арест. Дело было раскручено стремительно, никто в Свердловске, по-видимому, не предполагал способность Дмитриева к таким «стахановским» темпам. Когда Кабаков в феврале попытался было принять меры в защиту своего протеже, оказалось, что действовать уже поздно. Василий Головин к тому моменту признал виновность во всех инкриминируемых прегрешениях и наговорил столько, что ни о каком освобождении не могло быть и речи. В последней декаде марта 1937 г. Головин был осужден и уже 24 числа расстрелян. За 5 дней до этого 19 марта покончил с собой Николай Узюков, один из близких к Головину и Кабакову номенклатурных работников, освобождённый от должности заведующего отделом агитации и пропаганды на основании показаний, данных Головиным во время следствия.