Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Помимо поиска свидетелей, своевременная и адекватная реакция уголовного розыска позволила бы обратить самое пристальное внимание на сбор данных о подозрительных инцидентах с детьми. Для такой работы ОУР обладал всеми необходимыми возможностями, в том числе и оперативными, то есть негласными.

Эта работа, если бы только она была своевременно проведена, позволила бы уголовному розыску получить информацию ещё об одном происшествии с малолетним ребёнком, которое в феврале 1939 г. оставалось неизвестно правоохранительным органам. В августе или сентябре 1938 г., в то самое время, когда свердловские опер а крутили «на сознанку» бедолаг Баранова и Кузнецова, в доме №12 по улице Анри Марти произошёл странный инцидент. Днём – примерно в полдень или чуть позже – пропала гулявшая во дворе 4-летняя Нина Плещева.

Мать быстро спохватилась и стала искать дочку. Когда женщина осматривала двор, её внимание привлёк странный звук, шедший как будто бы из-под земли. Клавдии Плещевой пришлось затратить некоторое время на то, чтобы понять, в каком же направлении искать его источник. Стоны раздавались из сарая, расположенного рядом с домом. Часть незапертого сарая занимала выгородка 3,5 на 2,5 метра под стойло для лошади, перед которой стоял деревянный ящик с рубленым сеном, предназначенным на корм. В этом-то ящике, закопанная глубоко в сено, и лежала в полубессознательном состоянии маленькая Нина. Сверху на ящик была уложена тяжёлая лестница, из-под которой девочка при всём желании не смогла бы выбраться самостоятельно.

Когда мать вытащила дочку из сена и попробовала поставить её на ноги, та стала заваливаться. То есть самостоятельно стоять девочка не могла. На шее Нины отчётливо просматривались синяки и осаднения кожи, было похоже, что это следы сдавливания руками. На подоле платья оказался кровавый кал, что соответствовало картине удушения, доведённой до второй стадии асфиксии, при которой происходит рефлекторное опорожнение мочевого пузыря и дефекация. Позднее, при осмотре девочки мать и бабушка обратили внимание на раскрытую половую щель, чего ранее не наблюдалось. По настоянию бабушки Фёдор Шелканогов, родной брат матери и дядя Нины, отправился в ближайший магазин и из него позвонил в железнодорожную поликлинику. Будучи железнодорожным рабочим, он имел право получать медицинскую помощь не по месту прописки, а в ведомственном медучреждении. Сообщив о травмировании члена семьи, он попросил прислать врача.

Врач Владимир Александрович Ратнер в скором времени действительно явился, но только для того, чтобы обругать родственников Нины. Даже не выслушав толком рассказ матери, он категорично заявил, что девочку укусила корова и из-за таких пустяков незачем беспокоить врача! То, что у Плещевых не было в хозяйстве коров, его ничуть не смутило. В общем, врач приехал и уехал, так и не оказав девочке никакой помощи.

Маленькая Нина была испугана и подавлена на протяжении трёх дней, но постепенно стресс прошёл и девочка разговорилась. Она рассказала о случившемся с нею следующее: во двор вошёл мальчик, который спросил, может ли Нина показать, где находится уборная. Простодушное дитя вызвалось показать незнакомцу искомую дощатую кабину, которая находилась как раз подле сарая. Девочка повела «мальчика» к уборной, но тот вдруг поднял её на руки и забежал в сарай, там бросил в короб с сеном и.., далее воспоминания обрывались, Нина не помнила ни душения, ни каких-то особенных прикосновений «мальчишки». По всей видимости, потеря сознания и травматический шок привели к амнезии – это довольно распространённое явление, и в нём нет ничего необычного.

В милицию никто из родных Нины обращаться не стал. Поведение врача было до такой степени красноречиво, что маленькие люди побоялись столкнуться с подобным отношением людей в фуражках с малиновым околышем. Но кроме этого имелась и другая причина их нежелания иметь дело с товарищами из милиции. Дело заключалось в том, что Федор Гаврилович Шелканогов, брат Клавдии, в 1935 г. был осужден за хулиганство на шесть месяцев принудительных работ. Другими словами, он имел опыт общения со стражами порядка и категорически отговаривал мать и сестру от намерения написать заявление в местный отдел милиции. Во-первых, никто из милицейских ничем реально не поможет, а во-вторых, вас же самих и затаскают. Это магическое слово «затаскают» выражало всю степень недоверия простого советского человека к представителям правоохранительных органов. И определённые основания для такого недоверия у советских людей имелись. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как искали убийцу Герды Грибановой, – под подозрением оказались и родственники девочки, и соседи по дому, в общем, на кого взгляд падал, того доблестные милиционеры и хватали.

Логика, конечно, была железобетонной, и к аргументации брата Клавдия Плещева прислушалась. В каком-то смысле органы внутренних дел оказались жертвой собственной репутации. Простые люди действительно избегали с ними связываться, и далее мы ещё не раз увидим подобное недоверчиво-опасливое отношение обывателей к советской милиции. Указанное обстоятельство, разумеется, играло на руку злоумышленнику, но вряд ли можно винить людей за то, что собственные судьбы их беспокоили больше, нежели разоблачение неизвестного им негодяя.