Павел Кучер - Афинская ночь

— Короче, — приосанился завхоз, — Если "господя ахвицера" опять на меня погонят, что "офицерский" паек отличается от солдатского "на ничтожную малость" (добавку молочных продуктов и мясных-рыбных консервов) — я буду соглашаться. Только всем публично объясняю, почему и зачем…

Мне, от недосыпа и усталости, кажется, или Соколов, внутри себя, облегченно перевел дух? Хорошо бы… Ленка, под наши разговоры, внимательно изучает висящую на вертикальной панели "модуля" армейскую "Норму N 1". Построчно… Словно увидела в первый раз… А что Соколов?

— Тогда — всё очевидно. В тесном окопном общении, среди бардака Империалистической войны, солдатики внезапно прозрели, что их всю жизнь "держали в черном теле"… Прямое начальство — злобные бестолочи… Попы — обманщики… Бога — нет… Царь — "не настоящий"… И далее — по списку. Что мы сегодня и наблюдаем… Вы считаете, что Смирнов — в курсе?

— Судя по его поведению — полностью.

— И на что же он рассчитывает в случае успеха?

— Откуда мне знать? — хочется съязвить — кто здесь начальник? — Прогноз мыслей и мотивации советского офицера в третьем поколении, выдрессированного в русской Академии Генштаба, по английским методичкам, американскими инструкторами с израильскими паспортами — тема для докторской диссертации по "психологии пограничных состояний"… Есть желающие отхватить "нобеля"?

— А трезво и без эмоций? — каудильо непробиваем.

— В предвоенном СССР уже был произведен успешный опыт по постепенному превращению исходно "революционной армии" (образца ранних 20-х годов) в самую обычную "государственную армию призывного типа". Правда, тогда "процедура" растянулась приблизительно на двадцать лет… Как раз успели к 1941 году.

Краем глаза отметила резкое движение. Иссиня-бледная от бешенства Ленка, словно дисциплинированная пионерка из ветхозаветного советского фильма, подняла над столом правую руку. Тоже просит слова… Ню-ню…

— Гражданин начальник, разрешите обратиться! — если бы не совместно проведенное время, я решила бы, что наша филологиня в дребадан пьяна… или старательно придуривается, — Замутить психологический анализ?

Если бы я таким тоном заговорила с посторонним человеком… или с родителями. Не, один раз такое несчастье случилось. После веселой вечеринки на чужой даче, плавно переходящей в оргию… С папой — мы потом не разговаривали неделю. А стыдно — до сих пор. Но, то я. А вот эта холеная "столичная штучка", с немыслимого уровня "блатом", университетским дипломом и знакомствами в "высшем свете" — берегов определенно не знает. Просто не желает знать. Сейчас ка-а-ак отмочит…

— Давай! — каудильо подпер ладонью подбородок и старательно изобразил внимательное лицо. Стоик, блин! Или мазохист…

— Вы от неё, — снисходительный взмах накрашенными ресницами в мою сторону, — по принципиальным вопросам, толку не добьетесь. Гражданка — "по жизни ушиблена системой", — а в глаз?

— Почему?

— Она точных слов боится. А "когда слова неправильные, то и мысли не повинуются…" — хе, Конфуций…

— Причем тут слова?

— Щас всё объясню… — заученно полезла рукой в правый карман куртки, вытянула оттуда потертый наган и, крутанув за предохранительную скобу вокруг пальца, рукояткой вперед — протянула его каудильо, — Как мне старые опытные люди объясняли. Только сначала — наградную табличку прочитайте.

— Ну-ка… — в лапах каудильо любой предмет выглядит детской игрушкой, — Ого!"…за храбрость, проявленную в борьбе с врагами Мировой Революции… товарищ Фрунзе" Леволюционный левольверт!

— Дед подарил! На совершеннолетие. Сказал — "Пока оружие в правильных руках — борьба продолжается!"

— Слушаю вас… — вот же черт, никогда бы не подумала о таком повороте сюжета… На "вы" к размалеванной фифе обратился!

— Начнем с того, что само словосочетание "потомственный советский офицер" — суть оксюморон, мерзость и контрреволюция!

— Что такое "оксюморон"? — угу, Соколов "включил дурочку". И правильно, не фиг здесь "образованность показывать"…

— Если по-древнегречески — "острая глупость". Внутренне противоречивый набор слов… Вроде "сантехника-гинеколога"… или — "врача-убийцы".

— Короче!

— Не получается! Например, очень заметно как все давно забыли, что первые четверть века существования СССР, само слово "офицер" — это грязное ругательство. Примерно, как сегодня — "фашист"… Представляете себе "потомственного фашиста"? Или — "потомственного начальника"? В официально бессословном советском обществе?

— С трудом…

— Верно и обратное. Красная Армия первых послереволюционных лет — очень интересная организация. Как и любая "революционная армия". Это сила, это безупречный коллективный разум, это сплоченная банда энтузиастов-отморозков, которая в клочья рвет любых врагов, способна атаковать не считаясь с потерями и бежать на пулеметы по собственным трупам… Но, с точки зрения "командного состава" — есть у такого народа-войска один огро-о-омный недостаток. Там собрались люди, которые сами понимают, за что воюют… "Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…" В "революционной армии" — постоянно и беспощадно работают "социальные лифты". Господ офицеров, а особенно майоров и полковников "в третьем поколении" — там без разговоров, немедленно по поимке, топят в сортирах… Поэтому, "революционные армии" — недолговечны. Их губят собственные громкие победы…

— Это к чему?

— После перехода Гражданской войны в "финальную стадию" — служить в Красную Армию кинулись "бывшие". Десятки тысяч трусливых засранцев, изначально носивших погоны царских офицеров — пожелали примкнуть к новым хозяевам страны.

— Нормально! — почему Соколов так внимательно слушает это отвлеченную трепотню?

— От настоящих героев-подвижников, храбрых и буйных, эти самые "бывшие" отличались одним очень удобным качеством. Они, не рассуждая, выполняли приказы начальства… Любые приказы! И когда, после окончания боев, Красная Армия прошла радикальное сокращение, именно эти "удобные" (вот же сюрприз!) внезапно стали там "костяком командного состава". А упомянутых героев — пинками отправили "в запас"… Аналогично, почти естественным путем, во всех ключевых структурах молодой Республики Советов — образовалось сущие "дворянские гнезда". Факт, отмеченный современниками, включая бежавших за границу "белых" генералов. Краснов и Деникин, по крайней мере, его оценили одинаково — резко отрицательно. Деникин очень язвительно вспоминал, как на битком набитом оружием и военными казачьем Юге — он не смог себе набрать даже горсти добровольцев, но зато, сразу после оставления "белыми" Ростова-на-Дону — в "красные" комендатуры толпами потянулись "уклонисты" за "справочками", что не воевали против Советской власти.