Павел Кучер - Афинская ночь

— Это демагогия и несанкционированное нарушение режима секретности! — ох, почему-то мне кажется, что полковник произнес это совершенно зря…

— Незачет… Как военный человек, вы обязаны знать, что в вахтенных журналах радиостанций, помимо записей о времени связи с корреспондентами, частоте, слышимости, условиях связи и её перерывах, обязательно вносятся записи — "О проверке капитаном судна (начальником экспедиции) знаний и умений пользоваться передающим оборудованием у членов экипажа, ответственных за объявление сигналов тревоги и ведение информационного обмена, связанного с бедствием"… Вот он — ответственный! — от панибратского хлопка по спине Радека ощутимо пошатнуло… — Вот — это барахло — аппаратура связи! — объектив камеры лениво скользит по притихшим автоматчикам, робко разглядывающим курящийся голубоватыми язычками кистевых разрядов шар высоковольтной установки и трубу "заземления" под ним, — Соколов — в курсе… Протокол и видеозапись — ведутся… Претензии по существу — есть? Если нет, требую — посторонним очистить помещение узла связи! — ого, даже так?

— Дайте сюда эту гадость! — свободной от оружия рукой Смирнов потянулся выхватить у профессора мятую бумажку с текстом сообщения. Увы… Волшебным образом появившийся сбоку черенок пожарной лопаты совсем легонько хлопает полковника по локтевому суставу. Так оно так выглядит со стороны… На деле же — рука мгновенно повисает плетью… Кажется, за оскорбление действием своего непосредственного начальника в армии полагается до десяти лет общего режима… "Спец" смело шагает вперед, выталкивая Радека с линии огня и на ходу продолжая сыпать казенными словами…

— Руки! Подлинники радиотелеграмм всегда сохраняются в архиве радиостанции. И кому попало — не выдаются. Вам надо? Выдача копий с подлинника, переданной официальной радиотелеграммы, разрешается по запросу лица, подписавшего радиотелеграмму, его начальника или — по разрешению начальника связи, — похоже, бывший боксер чеканит наизусть какой-то руководящий документ….

— Я имею право! — ха… Володя меня учил, что "имеющий право — о нем не кричит, а спокойно пользуется"… Если до сих пор не началась пальба — с "правами" у незваных гостей большой напряг… Думаю, в отсутствии свидетелей, они бы без проблем профессора утихомирили… А вот так, стрелять прямо в объектив работающей телекамеры — трудно… Особенно, на глазах у посторонних… Впечатление, от увиденного — как от заранее организованной жестокой провокации, — Я… я — вам приказываю! — игнорируя отчаянный вопль Смирнова, профессор, нарочито медленно, складывает свой листок и прячет его в карман… Не любит Радек военных, ох не любит…

— Всем стоять спокойно! Изъятие или осмотр подлинников радиотелеграмм допускается только органами дознания и следствия, а также судебными органами в установленном порядке… — вынырнувший неизвестно откуда на передний план "серый" тип, так мне и не представившийся во время памятных "посиделок с психостимуляторами", как нельзя кстати, — Эй! Стволы в землю! Сдать оружие!

— Почему? — крупный план безжалостен. Ещё совсем недавно жесткое до непреклонности лицо Смирнова разом покрывается бисеринками внезапно выступившего пота. Это в холодной-то избе без отопления… — Что здесь, собственно, происходит?

— Мятеж… — тихо констатирует "серый", — Попытка силой прервать передачу сигнала бедствия, по всем законам приравнивается к вооруженной узурпации власти лицами, не имеющими на это официальных полномочий… С заведомо корыстными… или враждебными целями… В угрожающей жизни людей обстановке — карается смертью. Эй, кому сказано? Мне что, сто раз повторять? — под всё ещё наведенными на него (правда, уже весьма неуверенно) стволами солдатских автоматов, "серый" ловко выдергивает пистолет из ослабевшей руки Смирнова… Берет того под локоток, — Андрей Валентинович, представление окончено, пройдемте… Поговорим по душам, как вы дошли до жизни такой… — и, чуть повернувшись, сквозь зубы, задушевно цедит автоматчикам, — Я сказал, все свободны! Марш отсюда!

— Почему? — громко раздается в паузе голос из задних рядов. Никто не двигается с места. Народ заинтригованно ждет подробностей. Очевидно, "серый" это понимает, поскольку снисходит до разъяснения.

— Связь — это резервная система управления обществом. Иногда, она главнее любого местного руководства. Сейчас у нас — именно такой случай. Командир — имеет право разрешить радисту передачу сигнала бедствия в случае катастрофы. Но, он не имеет права ему это запретить.

Вольно мне было задним числом обмирать со страху, наблюдая "в записи" прошелестевшие мимо ужасы… А в устном изложении Соколова — события прошедшей ночи, меня тогда и вовсе не испугали. То ли сам имидж рассказчика (невозмутимого могучего мужика) автоматически нивелировал отрицательные эмоции, то ли остатки мускуса ещё не выветрились из головы… Но, если всерьез задуматься — каудильо имел веский повод гневаться.

Шутка сказать — ЧП районного масштаба… Стоило в вечернем небе над "мавзолеем" замигать сигнальной лампе, сериями вспышек отмечающей искусственные открытия "аномалии", как офицерский корпус Проекта и заместитель его начальника лично — впали в коллективное буйство. Подняли по тревоге кого могли, с оружием в руках осадили избу с аппаратурой Радека и бог знает, что ещё могли натворить, не окажись там свидетелей… Главное, ведь никто не делал из затеи особенной тайны. Наоборот, с самого момента, как профессор укротил и привязал "блуждающую дыру" к определенному месту — настало странное успокоение… Бывало — по несколько раз за ночь та лампа мигала… Бывало — и днем… Приятно, когда поддерживается хоть довольно зыбкая, но всё же надежда на возвращение. Пусть — не завтра, пусть — через год или три… Организованный Радеком "сеанс межпространственной связи" органично эту надежду подкреплял. Послать о себе весточку на "Большую Землю", тоже отличная идея! Даже, если связь односторонняя. В конце концов, "там" — наверняка всё более-менее в порядке, это нам — худо… И ладно — если бы ничего не получилось… Но Соколов-то требует объяснения факта буйного помешательства командного состава нашего маленького войска, вызванного как раз успехом (!) скромного научного эксперимента. Для мгновенного доведения обычно выдержанного Смирнова до состояния "боевого бешенства" — требуется крайне веская причина. И если он действительно, по примеру руководства блокадного Ленинграда, собирался "давить заговор ученых" — наше дело дрянь. Похоже, в едва сформированном коллективе — вызревает огромный гнойный нарыв…

— Андрей Валентинович мне крайне нужен, — тем временем не то жалуется, не то констатирует факт, явно замученный творящимся вокруг бардаком каудильо… — Он теперь что, навсегда спятил? — нашел, у кого спрашивать.