Павел Кучер - Магам земли не нужны

После поражения кайзеровской Германии в Первой Мировой войне, никакой тайны данные сведения не составляли. Над отчаянными попытками голодающих немцев как-то прокормить народ и армию в 20-30-х годах ХХ века — их победители много шутили. Сами немецкие наработки — считались курьезом.

Специалисты, однако, про них знали и в тяжелый час были обязаны проконсультировать руководство осажденного Ленинграда о технической возможности кормить солдат и население пускай не вполне привычным, но "физиологически полноценным" набором "кризисных продуктов". Судя по развитию событий, руководство блокадного города — этих специалистов послало. Преследуя собственные цели…

— Так просто? — к чести собравшихся, выслушали меня внимательно и не перебивая.

— Совсем не просто, а местами достаточно вырвиглазно. В современных руководствах продолжают писать, что тяжелоработающему человеку нужно в сутки порядка 3500 ккал и выше. Обычному человеку, занятому легким трудом — необходимо порядка 2500 ккал. Наши армейские нормы — пример. А на самом деле, в условиях "механизированного быта" — всё достаточно просто и решаемо. Патока — это исключительно сытно. Технологии, доступные Шаркову — позволяли производить 50 % раствор патоки в воде. Минимум, по "поллитра жизни" на каждую блокадную душу в сутки. И сразу из чана — отправлять живительный сироп людям. Даже, без выпаривания лишней воды, для экономии ресурсов. Специфическая трудность состояла только в организации "замедленного всасывания" желудком этого "биологического бензина". Следовало или — пить чай, дополнительно разводя патоку водой, или — "добавлять жмыха". В нашем случае — употреблять патоку хотя бы вместе с несъедобными "пирожными" имени Шаркова. Даже, состоящими из одной смертоносной (в чистом виде) "гидролизной целлюлозы"! Тупо "для перистальтики".

— Не понимаю! — разраженно отозвался каудильо, — Конечно, Жданов с компанией — не были гигантами мысли. Но десятиминутную лекцию могли бы перетерпеть. Я же вас выслушал и не облез.

— Они не хотели знать… Яркий образчик пресловутого "государственного мышления".

Примеров хладнокровного истребления государством своего собственного гражданского населения — в мировой истории выше крыши. Мало кто задумывается, что государство питается жизнями людей и без этого "корма" существовать не способно. Просто война — всё противоречия обостряет. Для Соколова, однако, любое напоминание о истинной природе власти — как ножом по сердцу. Вот и сейчас.

— Хорошо… Но когда-то этот беспредел всё равно должен был вылезти на поверхность?

— Он и вылез… Скоро. Как правильно замечено — это было "палево". Уже весной 1942 года — руководство Ленинграда начало предпринимать титанические усилия по созданию "положительного образа" тотального голодного мора осени-зимы 1941 года (стирая из памяти "неудобные подробности"). Причем, достаточно успешно. В отличие от помпезного проекта "Музея Обороны", предназначенного "для внутреннего употребления", многие пропагандистские находки — им пришлось выносить на "общесоюзный уровень"… В болтологии — ленинградские товарищи были "профи". Тут они справились.

— Например?

— Ой… Чего стоит только тщательно вычищаемая из художественной литературы "про войну" тема массового производства и употребления в Третьем Рейхе так называемого "синтетического меда". Вот нельзя про него писать — и всё тут… Не было у немцев никакого "синтетического меда"! Вопрос "почему его не делали в СССР", таким образом — сразу отменялся автоматически. Простенько и со вкусом. Вплоть до самого конца Перестройки — тема "синтетического меда" оставалась у нас жестко табуированной. Фронтовикам — заткнули рты. Мемуары подвергались свирепой цензуре. А если что-то и прорывалось в печать, то случайно, по недосмотру и в переводах авторов из стран "социалистического лагеря". Подобные исключения можно перечислить по пальцам одной руки.

— Было такое! — подтвердил Ахинеев, — Когда, в конце 60-х годов, у нас переводили повесть Януша Пшимановского "Четыре танкиста и собака", в первом издании, про "искусственный мед" — ещё было. Странно, если бы не. Книжка же написана фронтовиком, для западно-европейской аудитории, которая этот самый мед во время оккупации регулярно употребляла. У меня есть уникальный экземпляр 1967 года. А уже в следующем "воениздатовском" двухтомнике — крамолу вычистили. Помню, удивлялся…

— Мне попадалась другая книжка… — оживился завхоз, — Григорий Бакланов, "Пядь земли", 1959 года издания. Там голодные герои лакомятся трофейным "синтетическим медом", добытым в подбитом немецком танке. Радуясь, что "так воевать можно". Но, больше — что-то тоже не припомню… Учтите, книжки "про войну", в детстве и юности — я глотал без счета. Многими сотнями.

— Справедливости ради, — пути информации неисповедимы, — в последний год войны, по свежим впечатлениям, некоторые подробности о германском сахаре из древесины в советскую периодику попадали. Понятно, обидняками. Уже в 1944 году про эту технологию писал журнал "Техника-молодежи", невнятно ссылаясь на "передовой зарубежный опыт". После войны — тематику сразу засекретили. Только в 1958 году, на волне "оттепели", в Советском Союзе стали доступны некоторые переводные материалы. Пробел в освещении темы получения "сахара из опилок" (о котором хлопотал ещё Ленин в 1919 году) до сих пор заметен в отечественной специальной литературе. С конца 30-х и по начало 60-х годов — она никак не отражается даже в кратких библиографических обзорах "истории вопроса". Не было, забудьте! Прославленный "священный канон" истории Блокады — никакому сомнению или ревизии не подлежит. Вот…

Вроде бы убедила. Точнее, забила голову начальству "неактуальной" в текущий момент информацией. По его личной просьбе и с его же высочайшего согласия. Интересно, во что это выльется?

— Идею массовой заготовки осенью-зимой 1941 года съедобных корневищ камыша — потом тоже обхаяли задним числом? — каудильо потрясающе догадлив, — И тоже сохранились имена и фамилии?

— Разумеется! Можно попросить передать планшет? Ага… Вот, посмотрите сами:

— Ранней весной 1942 года, находясь под свежим впечатлением от удаления с дворов и улиц Ленинграда "зимнего мусора" (перемешанного с обглоданными человеческими костями), руководство города наконец-то санкционировало изучение неучтенных пищевых ресурсов в кольце Блокады. По итогу, появился доклад (сегодня лежащий в открытом доступе) где сухим академическим языком констатируется наличие в только что пережившем гладомор мегаполисе совершенно нетронутых (!) грандиозных зарослей съедобных "дикоросов". Причем, особенно заметны сплошные поля рогоза и тростника, занимающие сотни тысяч гектаров заболоченных площадей в шаговой доступности от городской черты и на мокрых пустырях посреди жилой застройки самого Ленинграда. По самым скромным оценкам — густые стены высших водных растений тогда покрывали более 40 % (!) из приблизительно 5 тысяч квадратных километров окруженной врагом "блокадной" территории. От берегов Ладоги и до финской границы… Где-то 200 тысяч гектаров.