Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

Почти у всех гостеприимных хозяев повторялись истории, подобной той, что случилась с молодым Павлом Канулеем.

Он на второй день рано утром встретил Квинта при выходе из его таберны и попросил:

— Славный Квинт Гладиатор! Твоё боевое искусство стало уже легендой. Нет ли на тебе обета перед богами сохранить его в тайне, и мог бы ты немного обучить меня?

Евгений, зная, что практически у всех народов, у которых ставка в войне делалась не столько на организацию, сколько на индивидуальную смелость и умения, были школы рукопашного боя, не счёл это нарушением культурного эмбарго и не отказался.

— Есть на мне обеты, но они не мешают мне учить достойных. Выйдем во внутренний двор.

Всё у Павла шло наперекосяк. Где нужно было расслабиться, он напрягался, где нужно было отключить мысль, начина думать и терял время. Но, весь избитый и многократно поверженный наземь, он лишь воспылал ещё большим желанием.

— Если ты не запрезирал меня за тупость и неумелость, мог ли бы ты завтра ещё раз преподать мне урок?

На следующий день у Павла стало получаться ещё хуже. Поэтому на третий день Квинт сказал:

— Духовно ты не готов. Сейчас попытаемся начать учить тебя следить за духом и разумом своим. Садись, как я тебе покажу, и повторяй сначала за мной, а потом мысленно, слова.

И Евгений произнёс мантру, которую он создал сам таким образом, чтобы она ничего преждевременно не открывала.

— Бог, имя которого неизвестно, светлый создатель мира, царь мира нашего и всех миров и времён, тот, перед кем отчитываются все боги всех народов, даруй мне ясность и твёрдость духа, а я обязуюсь использовать её, чтобы твёрдо и честно идти путями своими.

Никогда не сидевший по-восточному Павел стойко выдерживал необычное упражнение, и, когда еле-еле встал на затёкшие и болевшие ноги, вдруг сказал:

— Я понял, сколько я не понимал. Мне нужно было бы долго и упорно учиться у тебя или у твоих загадочных учителей.

— Ты сейчас сказал решающие слова. «Radices litterarum amarae sunt, fructus dulces». (Корни наук горьки, плоды сладки). Если мне боги дадут возможность учить тебя по-настоящему, я буду. Но тебе это недёшево обойдётся во всех смыслах.

— Я и моя семья готовы. Если на тебе нет обета, мог бы ты сказать, где учат такому бою?

— Могу лишь сказать, что в неблизких краях на востоке.

— Понял. Я уже слышал, что ты в молодости ездил с купцами в Грецию и там исчез лет на пять. Мне рассказывали о греческой борьбе панкратионе. Но я думал, что это лишь развлечение, игры гречишек.

Другие поняли, что Квинт учился в Египте или вообще в далёкой загадочной Вавилонии. Один даже робко высказал догадку про Индию. Заодно всем стало ясно, почему Квинт раньше свои боевые навыки не применял: наверняка обучение было связано с жестокими и неразглашаемыми обетами могущественному неизвестному в Риме богу. Сейчас этот бог разрешил показать искусство и учить ему. Квинт уже стал подумывать о том, чтобы зарабатывать на жизнь, создав «школу боевых искусств».

Тем временем умер пожилой царь жертвоприношений Гай Юлий Цезарь. Это звание римляне ввели после брутовой революции, поскольку по ритуалу на многих религиозных обрядах председательствовать должен был царь, а кое-где лично приносить жертву. Не было титула почётнее и ничтожнее, чем этот. Избирался или назначался диктатором царь жертвоприношений пожизненно, носил древний драгоценный венец и пурпурную тогу, сидел в Сенате и на Форуме на курульном кресле, но не мог занимать никакой другой должности и говорить в официальной обстановке имел право лишь тогда, когда это требовалось по ритуалу молитв и жертвоприношений, и лишь ритуальные фразы. Царь жертвоприношений немедленно исключался из списка Сената и не мог голосовать даже на Народном собрании.

Поскольку народ, и особенно трибун Гай Сициний, всё время припоминали Аппию, что он назвал себя царём, как кричали демагоги, или приравнял себя к царю, как говорили те, кто больше считался с истиной, Валерий решился на эффектный шаг, дабы пресечь недовольство граждан и полностью обезвредить соперника. Он назначил Аппия Клавдия царём жертвоприношений. Сенат почти единогласно утвердил это, а народ ликовал.

После того, как Аппий с каменным лицом надел на себя царский венец и уселся в курульное кресло, Валерий вызвал к народу послов от латинов. Эквы, которым надоели бесконечные переговоры о союзе, вторглись в латинские земли. После последней латинской войны пленников отпустили без выкупа, но в обмен на это потребовали от латинов больше не начинать войн и не брать оружия. Теперь латины просили либо защитить их, либо разрешить им воевать самим. И Сенат, и народ были единодушны: лучше воевать за латинов, чем дать им вновь вооружиться и объединиться. Латинским послам ответил диктатор:

— Друзья и родичи наши! Были между нами войны, но, слава богам, раздоры наши в прошлом и теперь мы в искренней дружбе и союзе. Вы верны союзу, а Рим всегда верен своим союзникам. Республика поможет вам всеми своими силами, мы немедленно начинаем войну, и я вижу по настроению граждан, что они все поддержат её, что все, кто может носить оружие, от самых высших до закабалённых, встанут в строй. Возвращайтесь и передайте это своему народу и своим городам. А мы сейчас займёмся своими делами.

Обрадованные (хотя некоторые из них чуть меньше, чем если бы удалось вернуть право на войну) послы удалились. Валерий произнёс указ, почти совпадавший с эдиктом Сервилия:

«Чтобы Республике не было нанесено никакого ущерба, я решаю следующее. Ни один римский гражданин не может быть удержан в кабале и в оковах, если он желает сражаться за Рим и народ свой. Никто из семьи воина не может быть во время войны забран в кабалу за долги. Ничто из его имущества не может быть изъято заимодавцем. Во время пребывания воина в походе проценты на долги не берутся и не начисляются. После возвращения из похода все дела должников, как закабалённых, так и других, проливавших кровь за Отечество, должны быть заново разобраны триумвирами, назначенными Сенатом».

Указ диктатора не мог быть оспорен, но Сенат и народ имели право подтвердить или не подтвердить его после истечения полномочий диктатора. Не подтверждение указов — единственный способ, которым Сенат и народ могли оценить деятельность диктатора. Если другие должностные лица после истечения срока полномочий могли быть привлечены к суду за свои деяния, то диктатор заранее освобождался от всех ограничений, чтобы он мог эффективно решить поставленную перед ним при назначении задачу.

И народ, и знать сейчас были едины. Валерий показал себя как настоящий властитель для такого трудного момента. Все наперебой записывались в войско. Конницы было набрано гораздо больше, чем обычно, а легионов целых десять. Квинт Гладиатор по этой причине поднялся сразу до седьмого центуриона в первом манипуле, и пришлось знакомиться со своими новыми воинами. По три легиона были даны консулам, а четыре и основную часть конницы взял себе диктатор. Легион Квинта оказался среди отданных консулу Вергилию.