Алекс Кейн - Дотянуться до престола [≈ Младенца на трон!] [litres]

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

© Саган И., Кейн А., 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

© «Центрполиграф», 2019

Пьер улыбнулся красавице медсестре и закрыл глаза. Укола он почти не почувствовал, лишь голова слегка закружилась, а в ногах появилась легкая расслабленность. Хорошо… Теперь вздремнуть бы.

Ему вдруг показалось, что тело словно бы плывет по невидимой реке. Неумолимый поток уносил его все дальше и дальше, стремительно засасывая в мутную безнадежность. В душе холодным, липким комком зародился страх, нарастая с каждой секундой. Еще мгновение – и страх превратился в животный ужас, безотчетная паника накрыла Пьера с головой, сжала горло, мешая дышать. Жадно ловя губами воздух, он открыл глаза. Что происходит?!

Вокруг стояла кромешная тьма. Страх исчез так же внезапно, как и появился. Дышать стало проще, и Пьер с облегчением перевел дух. Фу-ух, отпустило… Что за дрянь ему вкололи?! Врагу не пожелаешь.

Немного успокоившись, он прислушался к своим ощущениям. Вроде ничего не болит. Лежит на чем-то твердом, явно не на кровати. Пьер осторожно огляделся. Вокруг по-прежнему была тьма, но теперь он заметил колеблющиеся огоньки, кое-где разрывающие мрак.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и в слабом свете мерцающих огней Пьер смог различить несколько массивных колонн, силуэт окна с кованой решеткой, а высоко вверху – что-то похожее на старинный сводчатый потолок. Брр, холодно… Где он?

Сладковатый запах щекотал ноздри. Что-то знакомое… Ну конечно, ладан! Уж ему ли не знать! В Париже Пьер частенько ходил на службу в православный храм на улице Дарю. Будучи выходцем из семьи русских эмигрантов, он считал, что это помогает ему сохранять память о родине.

Огоньки, запах ладана. Точно, лампады! Как он сразу не догадался? Ну конечно, это же церковь!

Уж не отпевать ли его собрались? Может, он впал в летаргию и его приняли за мертвого? Господи Боже, только этого не хватало!

Пьер в панике попытался вскочить… и тут же свалился. Ноги не держали, тело не слушалось, словно вообще ему не принадлежало. Он попытался крикнуть:

– Я жив! Помогите!

Но вместо слов из горла вырвалось какое-то бульканье, похожее то ли на крик, то ли на плач.

В темноте за окном раздалось сердитое карканье. Потеряв над собой контроль, Пьер снова попробовал вскочить, истошно заголосив:

– Спасите!

И вновь оказался на полу не сумев выговорить ни слова. Да что ж такое-то?! Не умер ли он, в самом деле? Может, в шприце был яд?

Усилием воли Пьер заставил себя успокоиться. Всему должно быть разумное объяснение. Надо просто отдышаться и все обдумать.

Итак, что ему известно? Он находится в церкви, скорее всего, лежит на полу, или, по крайней мере, на чем-то твердом и холодном. Сейчас, похоже, ночь: напротив темное окно. Церковь православная, как на улице Дарю, но явно не она. Тело и язык не слушаются. Вывод? Медсестра тут ни при чем, она сделала укол, Пьер заснул или потерял сознание, и в это время в больнице что-то произошло. Может, пожар или потолок обвалился. Его, видимо, эвакуировали. Куда, в церковь? Бред какой-то! Хорошо, допустим, он сильно ранен. Ничего не болит, но это может быть следствием наркоза. Но почему он не может встать? А крикнуть? Перебиты ноги? Да, и, видимо, с горлом тоже что-то не так. А сканер? На нем же был сканер, отслеживающий состояние!

Он осторожно поднял руку, поднес к лицу, пытаясь разглядеть датчик, и обомлел: перед глазами маячила крошечная детская ладошка!

Я брежу?

Натужно скрипнули дверные петли, где-то справа мелькнул свет. Пьер напряженно вглядывался во тьму. В едва освещенном пятне на мгновение мелькнуло рогатое чудовище, волочащее за собой окровавленное тело. Тварь уставилась на него плотоядным взглядом… и тут же исчезла в темноте.

«Фреска! – облегченно вздохнул Пьер. – Сошествие в ад. Н-да, так недолго и рассудком подвинуться».

Но не успел он отойти от испуга, как сердце снова заколотилось.

– Ей-ей, пришибу тебя, Тишка, ежели посмеяться вздумал. – Хриплый шепот эхом отразился где-то высоко под куполом.

– Истину глаголю, не сумлевайся, младенчик тута благим матом орал. Вот те крест. – Огромная тень на стене вскинула руку и перекрестилась.

Это что ж, по-русски, что ли? Пьер хорошо знал русский, родители об этом позаботились. И в детстве, и сейчас они частенько говорили с ним на языке предков.

Но что за странный говор? К чему это коверканье слов? Или какой-то местный диалект? Куда ж он попал-то?!

Между тем двое вошедших обследовали помещение в колеблющемся свете свечей, которые держали в руках. Пьер с изумлением смотрел на странные фигуры. Они казались ему огромными. Незнакомцы были одеты в меховые душегрейки и перепоясанные грубыми веревками темные рясы в пол, из-под которых торчала стоптанная войлочная обувь. Немного похожи на монахов, как их рисовали в старых книгах.

Наконец они приблизились, и один в упор посмотрел на Пьера.

– Глянь-ка, Филимон! Прямо у врат царских дитятко притулилось! – воскликнул он.

– Как же он тут очутился? – нахмурился второй, теребя лохматую, с проседью, бороду. – Все ж заперто было?

– Никак Маринка свово Ивашку-Воренка подкинула? Хитрость какую задумала? Собор ведь вскорости.

– Хм… Ему всамдель годка два, как и Воренку, но это не он. Маринка сейчас с полюбовником в бегах где-то на Низу. Да и дитем ей бросаться несподручно: через него токмо они трон оттяпать и могут. А малец-то не простой! Глянь, парча какая. Такую не на всяком боярине увидишь.

Пьер молча хлопал глазами, стараясь осознать, что происходит. Почему они называют его младенцем? Кто сошел с ума – он или эти странные мужики?!

– Батюшки, а лежит-то где! – ахнул вдруг Тишка. – Аккурат под Заступницей Владимирской!

– И то… – кивнул Филимон, открыв рот от удивления.

«Мне все это снится», – решил наконец Пьер и незаметно ущипнул себя за руку. Боль была вполне ощутимой, но видения не пропали. Над головой висела та самая икона Владимирской Богоматери, которую он видел в Третьяковке. Да что же происходит-то?

Странные монахи внимательно рассматривали его. Тот, которого звали Тишка, присел рядом, протянул громадную, больше лица Пьера, ладонь и осторожно коснулся его щеки кончиком пальца.

– Настоящий, – с благоговением прошептал он.

Оба замерли, тараща глаза на Пьера. Минуту спустя Тихон выдохнул: