Александр Осин - Государь поневоле

— Хватит! — я решил прервать спор, встал и топнул. Мой мальчишеский голос звонко раздался в палате. — Довольно лаяться, бояре! Будет так: на Ивана Кириллова сына Нарышкина налагаю опалу свою и велю быть ему в Верхотурье под надзор воеводы. Кирилла Полуэктова сына Нарышкина повелеваю постричь в монахи в Чудовом монастыре. Брат мой старший Иван Алексеевич, должон быть на царство венчан вместе со мной как это было в Царьграде, а Софью Алексеевну поставить над нами соправительницей до тех пор, покуда мы с братом не станем возрастом для царствия годны. А в годе 7198-м на Покров повелеваю быть собору Земскому, коий и решит, кому далее стол батюшкин занимать след.

Все спорившие затихли и повернули головы к трону. Видно то, что малолетний государь проявил самостоятельность, поразило всех думских. По палате прошел легкий шепоток: "Грозный, грозный государь". В этой тишине я продолжил.

— Повелеваю князю Борису Алексеевичу Голицыну с князьями Даниилом Григорьевичем Черкаским и Петром Шереметьевым Большим вести далее думу без меня. Да думе приговор свой делать, а покуда пойду я в собор Благовещенский помолиться об окончании благополучном сей смуты.

Я встал и вместе со стольниками вышел на Красное крыльцо. Площадь была заполнена стрельцами, которые распределились по ней отдельными кружками вокруг костров. Ни дать не взять войско стоит лагерем в захваченном городе. По переходам я прошел незамеченным, и через западный вход попал в храм. В полумраке и прохладе храма меня встретил его настоятель протоиерей Никита. Батюшка благословил меня и сопроводил к царскому месту. Я сам не думал молиться — не настолько религиозен, чтобы часто тревожить бога своими просьбами. Но Пётр, напротив, посчитал важным "преклонить колени" перед иконами. Пропустив его на первые роли, я постарался сосредоточиться на пережитом.

Получалось что, осознавая себя в этом мире буквально три дня, я уже умудрился повлиять на события, кардинально ускорив их. Я не знал, как в действительности договорились о двуцарствии и первой роли Софьи, но уж наверняка царица не сразу отдала власть. Тот же результат, на который в реалии ушло, наверное, месяца два, я достиг за половину недели. Главное удалось отстоять Ивана Нарышкина. Даже если бы он не был "под вселенцем", такого деятельного соратника грех было отдавать на казнь. Теперь он сможет спокойно в течение пяти — десяти лет развивать на Урале производственную базу. Как с людьми помочь уж потом соображу. Будем решать проблемы по мере поступления. Ещё бы и матушку уговорить в Преображенское перебраться. Подальше от соглядатаев Милославских.

Размышляя так я не заметил как Пётр закончил молиться и стал пробираться обратно в Думу.

Дума продолжалась до вечерни. В сумерках на крыльцо уже не пришлось выходить мне или Софье. Князья Голицыны и Хованский говорили со стрельцами сами. Там же был и патриарх и те выборные, кои были в Думе. Собравшимся на площади сообщили о приговоре думы. Стрельцы восприняли это не вполне дружелюбно. На кровь им не отдали никого. На следующий день должен был состояться постриг моего деда. Стрельцам объявили привилегии надворной пехоты и выплаты 240000 рублей серебром и сукнами. Поставили на Красной площади столб памятный с перечислением заслуг полков стрелецких, участвующих в бунте. Было разрешено им избирать полковников самим и установить в полках круги наподобие казачьих. Главой стрелецкого приказа был назначен князь Хованский. Посольский, самый важный приказ, ожидаемо забрал под себя Василий Голицын. Всех родственников царицы и "сочувствующих" нашей партии от власти отстранили, кроме Фёдора Ромодановского, которому дали Разбойный приказ. Больше никого отстоять не удалось. Софью официально объявили правительницей при нашем с Иваном Алексеевичем царствовании.

Ивану (Александру) пришлось спешно бежать из столицы. Да и не ему одному. Отъезд царицы Марфы в Новодевичий монастырь, а затем в Суздаль намечался через две седмицы. Нарышкина с трудом удалось усовестить и заставить не ломать жизнь себе и царской семье. Видно, что он хотел еще раз увидеться с Марфой и собирался ждать её поезд во Владимире. Только присутствие при последнем увещевании со стороны "вселенцев" Лиды удержало его от опасных для всех нас поступков.

Утро 18 мая 7190 года было тяжелым. Я проснулся рано и одновременно с Петром. Предыдущим вечером мне долго пришлось объяснять ему причины своих поступков. Царь так и не смог простить мне того, что я от его имени сам отказался от власти. Тогда решился немного дать почитать ему Толстого. Примерно до момента свадьбы. Открывши ему часть своих воспоминаний, я попутно переводил и объяснял некоторые места в книге. Процесс "внутричерепного" чтения привел нашу общую с царем голову к ужасной боли. И новым утром ни я, ни он не решались поднять государево тело на заутреню. Лежали и рассматривали потолок. Хотя может Пётр и не рассматривал сам, но и мне не мешал. Даже мучавшая первые сознательные дни попаданчества духота в тереме уже была не в тягость. Все заслонял страх любым движением вызвать новый приступ головной боли. Мной овладела общая тягучая апатия к действительности.

Полежав так уставившись в потолок некоторое время, я почувствовал вопрос ребенка:

"Дядь Дима, а ты сильно любил свою жену?" "Сильно Пётр. Ты же чувствуешь, как я скучаю по семье". Услышал внутренне согласие. Оно не было сформулировано словесно, но сознанием я видел сочувствие царя. Ещё через некоторое время: "А ты мне теперь расскажешь про свой мир?"

"Тебе надо сначала немного выучиться. Очень трудно мне тебе переводить". Опять пауза. "А я тоже должен Евдокию в жёны взять?" Я задумался. Действительно это сейчас и не предопределено. "Нет, не должен. Вырастешь и сам выберешь невесту — обойдемся без матушкиных советов". "Да как же можно ослушаться матушку? А что такое предопределено".

Блин. Вот и он и мысли мои читает, стоит блок забыть выставить!

"Петя слишком много вопросов. Я тебе отвечу, но не сразу".

В наш диалог вмешался Андрей Матвеев.

— Государь, пойдешь ли ты к заутреней в собор, али скажешь Никона звать к тебе в крестовую комнату?

— Зови сюда.

Я поднялся. Добрёл до мыльни и умылся. Приказал Тихону окатить царя из ушата водой оставленной еще с вечера. Хоть не ледяная водица, но взбодрить — взбодрила. Позавчерашним утром у Петра была паника, когда я первый раз заставил Тихона и Матвеева облить меня. Эти двое, кстати, тоже не сразу поняли, что именно от них требуется.

После обливания, я тут же в спальне, благо место позволяло, сделал комплекс имени Витьки Корнеева из НИИЧАВО — проще говоря, традиционную советскую утреннюю гимнастику. Заставлять ребенка делать её не потребовалось — двигаться он любил. Показал начальные движения и дальше только подпевал для темпа Высоцкого. Царь выполнял движения уже сам.