Владимир Сербский - Третий прыжок с кульбитом и портфелем [СИ]

— Если вам тошно, то мало! — возразил я. — Поймите, какая нафиг беззаветная страсть, когда облетела листва, и жизнь закончилась? Короче, этот номер пока отложим. Перерыв пять минут.

Вот так всегда — извечно не хватает времени, чтобы выполнить работу как надо, но на то, чтобы ее переделать, время находится.

Дамы дружной толпой отправились в туалет. Причем впереди шел Семен с барабанными палочками в руках, а тыл группе прикрывал Денис. Как он и предчувствовал, полковник Уваров наказал его нарядом вне очереди — велел срочно организовать ремонт забора вокруг базы. И хотя Денис сразу технично смылся из больницы, под предлогом поисков запчастей для «Волги», репрессии за травму Антона его не миновали.

Народ из зала потянулся на перекур, а Антон направился к Тамаре — единственная из группы, она осталась на сцене.

— Не знала, что ты можешь быть таким грозным, — еле заметно усмехнулась Тамара. — Рвешь и мечешь, прямо как мой начальник на планерке. Бог мой, как ты изменился…

— Когда не можешь изменить мир, измени представление о нем, — вздохнул Антон, передавая ей катушку магнитофонной ленты. — Здесь «минус» твоего концерта на свадьбе. Там же найдется магнитофон? Впрочем, если что, можешь мой взять.

— Хорошо, — она опустила взгляд. — Спасибо, Тоша. Свадьба в субботу, но в воскресенье не увидимся, извини. Если попаду домой, то с утра уйду пораньше, надо будет помочь тетушкам стол накрывать.

— Жаль, — с печалью сообщил Антон мне.

Я пожал плечами:

— Армянская свадьба дело такое, могут и три дня гулять.

— А чего это ты спину держишь так ровно? — Тамара участливо коснулась плеча. — Болит?

— Да ерунда, сквозняком протянуло, — отмахнулся он. — Не обращай внимания.

Случайное прикосновение Тамариной руки позволило мне увидеть ауру. Она была красного цвета, как и у Антона.

— Видишь, Тоша?

— Красный нимб, как у меня, — Антон на память процитировал: — Красный цвет — цвет страсти, смелости, напористости и активности. Человек, в ауре которого доминирует этот цвет, обладает честолюбием, физической живостью, энергичностью и сексуальной мощью.

— Ага, — пробормотал я. — Только у Томочки она яркая и сочная, а у тебя, мощный ты мой живчик, аура рваная и дырявая, словно рубище нищего. Что-то с этим надо делать…

— Нет! — вскинулся Антон. — Руки в спину больше вставлять не позволю! При правильном питании само пройдет.

Ага, пройдет. Нет, это вам не насморк, на который можно не обращать внимания…

Додумать эту мысль не позволила стайка девушек, возвращающаяся на сцену по центральному проходу Малого зала. Не только вблизи, но и издалека Алена бросалась в глаза. Вроде бы белая рубашка, такая же, как у всех, а белее белого. И темные брючки вроде обычные, а словно влитые сидят… Туфельки скромные, на среднем каблучке, но как задорно цокают! Прическа сделанная в том мире, элементарно простая — полубокс под мальчика. Макияж тоже совсем незаметен, однако глаз не отвести. Одно слово: ведьма. Господи прости.

Но вслух сказал иное:

— Возвращаемся к грустной тематике. Открываем двенадцатый лист, «Там где клен шумит».

Народ послушно взялся за инструменты.

В середине шестидесятых годов Людмила Зыкина пела песню на эти стихи. Потом, с другой мелодией, она появится в репертуаре «Песняров» и «Самоцветов». А путевку в жизнь хиту всех времен дала группа «Синяя птица». Но это будет позже, через пару лет.

Солировала Надежда Константиновна со всей возможной печалью, девочки подпевали. Умеют же, когда хотят! В ритме медленного блюза такое никто не исполнял. А мы сделали, и у нас получилось.

Зрители в зале восторженно загудели, у педагогов в первом ряду увлажнились глаза. Парторг так вообще платок достал, и звучно высморкался. Впрочем, вчера на «поросло травой, поросло травой» он тоже так делал.

Чтобы не терять настрой, в этом же стиле мы прогнали «Подари мне платок, голубой лоскуток».

Надежда Константиновна на два голоса с Аленой рассказали про любовь все: и радость, и грусть, и ожидание счастья.

— Так, поймали настроение? — решил я. — теперь новая вещь, «Белый лебедь». Слушайте. Полистав нотную тетрадь, я взял микрофон:

Девчонки молодцы! Ноты уловили сразу, и потихоньку начали приноравливаться. Говорить им об этом нельзя, из тонуса выйдут. Впрочем, не скажешь — стимул потеряют. Ладно, говорить можно, но недовольным тоном.

По окончании репетиции Женька уселась за барабаны — под руководством Сени она стучала каждую свободную минуту, и с каждым разом все лучше. А Наталья Николаевна подвела к Антону двух девушек в летних ситцевых платьях. Очень приятных барышень, и каждая была хороша по-своему.