Николай Немытов - Курганник

Вскрикнула Лиза. Зотов развернулся, вытаскивая ятаган.

— Амага!

— Амаканга!

— Стоять, курганник! — Знакомый голос был приглушен маской — личиной горгоны Медузы, принадлежавшей некогда сарматской царице. В руках кинжал — лезвие у горла Елизаветы.

— Черт, — прошипел Зотов. — Люба, не дури.

— Пошел ты… — Незнакомое слово слетело с губ.

— Амаканга! Сестра! — Дарсата шагнула вперед. Она узнала кинжал в руках царицы — достаточно крошечного пореза.

— Стой на месте, сестра! — на сарматском.

— Отпусти девушку, Амаканга. Уйдем домой.

— Уйдем, несомненно. Но сначала этот раб ответит за свое высокомерие.

— Чем он оскорбил тебя?

— Он отверг меня, Дарсата. Что может быть более оскорбительным для царицы сарматов? Ты знаешь, я убила не одного врага, и их скальпы украшали мое седло. И я воспользовалась правом выбора. Выбор пал на этого недостойного.

— Амаканга, но твой муж — Мадсак. Вспомни: я сама давала вам брачную чашу.

Люба смолкла. Макар ни слова не понял из разговора. Он видел, что слова осарты смутили дух, живущий в девушке сейчас. Кинжал у Лизиного горла чуть опустился.

— Послушай меня, Люба. — Он стал на колено и положил ятаган на землю. — Пожалуйста, послушай. Отпусти Лизу, я тебя умоляю. Отпусти, и можешь меня прикончить, если уж тебе невмоготу.

Она засмеялась.

— Видишь, Зотов, как ты слаб. — В голосе зазвучало презрение. — Стоит придавить твою проститутку, и ты готов лизать мне ноги. Я ненавижу и презираю тебя, курган-ник. Да и какой ты курганник! Курганник — гордая вольная птица, а ты — побитая шавка, вор-конокрад.

— Кто угодно, только отпусти Лизу, — согласился он, опуская повинную голову, чтобы она решила, что он раскаивается. Он опустил голову, пряча от Любы гнев, разгорающийся в душе, ярость, готовую вырваться наружу мгновенным броском на противника. Любовь не успела бы полоснуть по горлу сестры — левая рука курганника коснулась рукояти ножа, висящего на поясе. Двоедушница прикрылась сестрой, но ее правое плечо открыто, и этого достаточно…

— За что?! — Макар схватился за левую руку, морщась от боли.

Даже слезу пустил от обиды.

— Халтура, — рассерженно ответил дед Федор. — Подбери нюни!

— Левой у меня не получается…

— Вранье! — Старый Федор отобрал нож и всадил его в бревно почти без замаха. — Видал?

— У меня не получается, — упрямился внук, потирая ушибленное место.

Старик огорченно вздохнул. Уже час они тренируются, и дела у Макара идут из рук вон плохо. Возраст. Вбил себе в голову, что все уже умеет, понял, что талантлив в рукопашке, и теперь ломается, как сдобный пряник.

Дед Федор ничего не сказал. Тяжело оперевшись на палку, пошел к дому. Так он ходит, когда сильно расстраивается.

Макар почувствовал вину, но извиняться не собирался. Он подошел к бревну, желая вытащить нож. Не вышло. Повалил бревно наземь и минут пять пыхтел, пытаясь извлечь клинок из дерева.

В тот день он тренировался до вечера, упорно приучая левую руку к броску…

— Отпусти ее! — заорал курганник, ударяя кулаком о землю. — Отпусти!

Сарматская речь вновь зазвучала из уст Любы. Амага-Амаканга наслаждалась унижением врага, его постыдным коленопреклонением, его бессильным гневом. Два духа смешались в одном теле, не понимая сотворенного ими.

— Ну что, козел?! — кричала Люба, надрывая связки. — Теперь будешь ходить на кладбище, дрочить на могилку милой Лизоньки!

Зотов поднял голову, оскалился волком. Его вторая натура тоже дала о себе знать. Он все же вытащил нож, сделал шаг с низкого старта. Люба испугалась — глаза Макара горели желтым светом.

Перед Амакангой поднялся яростный противник. Ей ли бояться? Кинжал просвистел в воздухе. Волчья суть курган-ника опередила бросок. Оскалившись, Зотов легко уклонился и даже не заметил, как чужой клинок оставил след на ребрах слева.

— Макар! — Лиза рванулась испуганной птицей.

— Стой! Не отпущу! — Люба вцепилась в ее горло.

Девушка захрипела, широко раскрыв рот.

— Давай же! На равных! — закричал курганник, выставляя перед собой нож с узорным булатным клинком.

Амага выкрикнула что-то по-сарматски, отталкивая от себя Лизу, шагнула навстречу.

Люба была в футболке и джинсах, на армейском поясе, видимо позаимствованном у отца, висели ножны с коротким скифским акинаком…

…Любовь удивилась, когда под крохкой материей нашла позеленевшую, потемневшую маску. Зотов рассчитывал вернуться следующей ночью, раз не осмотрел все стеллажи подвала. Люба закусила губку от предвкушения мести: вот будет разочарование для кузнеца, если он не найдет всего этого!

Она быстро сорвала гнилое покрывало с вещей — поднялось облако пыли, запах сырости усилился. Девушка чихнула. Под дерюгой лежали кинжал и небольшой меч в ножнах. Оружие было аккуратно завернуто в промасленную бумагу, которая рассыпалась от малейшего прикосновения. Еще рядом с маской она нашла кругляш размером с ладонь. Люба повертела его в руках. Синий свет подвальных огоньков отразился от чистой отшлифованной поверхности — остался не тронутый окислением маленький участочек величиной с ноготь. Лучик света уколол глаз. Люба заморгала, пытаясь избавиться от темного пятна, мешающего видеть в сумраке подвала. Возможно, от этого она почувствовала головокружение и на мгновение потеряла сознание. Но не упала…

Амаканга замерла. Воняло сыростью и землей. Арта справедливейший! Она в своем склепе? Или это подземелье владык земных? За какие грехи боги упекли ее сюда? Нет, все же это склеп. Перед ней лежала личина, подаренная херсоннеситами, кинжал Змеиное Жало — ее страшное оружие — и акинак.

Склеп… Царица вновь чихнула, прикрыв ладошкой нос. Чужая ладонь! Амаканга шагнула назад, разглядывая себя в тусклом свете «синих огней». Чужое тело! Такое непривычно слабое, нежное. Черные ногти!

Амаканга оглянулась — выход из склепа открыт. Можно попытаться добраться до завала и если земля еще свежая, то… К ее удивлению, дромос привел ее в еще один склеп, значительно больший первого. Слава Арту, у него оказался выход.

Люба очнулась, когда вылезла из подвала усадьбы, и утренний свет ударил по глазам.

Неожиданно для Макара силуэт девушки размылся, холодная испарина покрыла его лоб. Зотов вытер лицо. Устал, просто очень устал.

Он пошел по кругу, стараясь закрыть собой лежащую на земле Лизу.

— Ты как, мышка? — быстро спросил он.

Тяжело дыша, Лиза кивнула в ответ.

Холод медленно растекался по телу курганника, а Амага не торопилась лезть в драку. Если так пойдет и дальше, сил на схватку не останется. Пот застилал глаза, ноги стали ватными.

— Чувствуешь, проклятый, дыхание смерти? — кричала Амаканга. — Холод сковал твои ноги! Колени подкашиваются!