Валентин Бабакин - Талисман для героя [СИ, самый полный вариант]

— Спасибо нет.

— А водочки? За встгечу.

— Я при делах. Не пью.

— Похвально, похвально. А я выпью.

Он достал из ящика стола рюмку и початую бутылку водки. Наполнил рюмку и опрокинул ее в рот, даже не поморщившись.

— Вы правда Ленин? — недоверчиво спросил я. — Или это розыгрыш?

— Вся наша жизнь это гозыггыш, — ответил он уклончиво. — И смегть это гозыггыш вдвойне. А если сегьезно, то жизнь это школа, а смегть — выпускной бал. Так, что, как хотите, так и понимайте. А я настоящий Ленин и вечно живой. Итак, должен сообщить вам товагищ Назагов, что вы на пгавильном пути. Вы воин коммунизма. Вы пегвопгоходец, несущий коммунистическую истину. Да это так всенепгеменно! Вы наш человек, и я вам буду помогать на этом нелегком пути. Нет! Этот Иосиф все же погядочной сволочью оказался. Еще тот мегзавец. А меня еще Наденька пгедупгеждала, что он полная скотина. Но все же он пгавильный скотина. Понимаете в чем дело, товагищ Назагов, вся истогия учит нас, что интеллигенция это говно нации. Они же такие сволочи. Они пгиспособленцы. Но вы Назагов не говно. Это точно.

— Благодарю за высокую оценку, товарищ Ленин.

— Не надо благодагностей. Идите.

Он снова схватил ручку, окунул ее в чернильницу и начал что-то лихорадочно записывать.

— Идти? Куда? — я покрутил головой по сторонам.

— Туда, — Ленин, не глядя на меня, ткнул ручкой в сторону двери. — Идите, мне надо габотать. Газве вы не видите, что я занят. Мне надо закончить габоту под названием «Два шага впегёд, один взад».

— Удачи в работе, — пожелал я ему, поднимаясь и направляясь к двери.

— И вам удачи на вашем гегоическом попгище. Я лично буду напгавлять вас на истинный путь. Ступайте.

— Назаров! Назаров! — донеслось до меня откуда-то далеким эхом.

Голос был знакомый, но я не мог вспомнить, кому он принадлежал.

— Назаров!

Черт! Это же товарищ Котикова! Но откуда она здесь?

— Назаров!

Что-то ощутимо встряхнуло меня, а затем все вокруг поплыло и медленно сгинуло, будто зыбкий занавес, а за ним проявилась иная, но уже знакомая мне картина.

— Назаров! — уже четко пробился ко мне возглас Котиковой. Он протаранил грохот музыки и радостных возгласов, плещущих со сцены от танцоров.

Я недоуменно крутанул головой. Оказывается, я просто заснул, отключился, отрубился от всего этого шоу-действа, и мне привиделся весь этот бред.

— Назаров, — шипит мне змеёй Котикова. — Прекратите спать. Сейчас ваш выход. Где бумага, которую я вам давала?

Я наклоняюсь и поднимаю из-под ног листки, выпавшие из моих рук.

Бешеные танцы народов мира закончились, смолкли аплодисменты, и наступила тишина.

На сцену вышли ведущие концерта.

— Товарищи! — громогласно исторгла из себя дама с грудью под подбородок. — История нашей могучей родины славится великими героями от Александра Невского до Александра Матросова. Позвольте вам представить героев сегодняшнего дня, которые в минуту испытаний достойно встретили вероломного врага и одержали победу над ним. Они это сделали там, где были бессильны все солдаты сильнейшей империалистической державы мира. Вы все уже знаете из наших советских новостей о трех наших богатырях. Подобно своим легендарным былинным предкам Илье Муромцу, Добрыне Никитичу и Алеше Поповичу они грудью встретили врага. Это лучшие воины нашей страны. Я прошу их выйти сюда на сцену. Встретим же наших героев аплодисментами.

— Вперед! Вперед! — скомандовала нам Котикова.

Под бурные и продолжительные аплодисменты мы вышли на сцену.

Я почувствовал на себе многие тысячи взглядов.

— Товарищи! Герои перед вами! — завопила дама.

Огромный зал неистовствовал, аплодировал, скандировал.

— Слава! Слава! Слава!

Мне показалось, что рушится купол.

— Товарищи! — истошно вопила дама. — Слово предоставляется лучшему из этих богатырей, гвардии пехотинцу, орденоносцу и герою Валерию Назарову! Тише товарищи!

— Ваше слово, товарищ маузер, — произнес Кожура мне под ухо стихами Маяковского.

Публика постепенно затихла.

Я раскрыл бумажку с речью и бегло окинул взглядом. Там не было ничего нового. Все те же слова о Родине, Партии, победе коммунизма во всем мире.

Читать начал без всякого энтузиазма. Несколько раз запнулся, поперхнулся. Продолжил и почувствовал, как меня пробирает пот. Я не мог это читать. Это было не мое. Неужели я, творческий человек из другого мира, которому дан шанс обратиться с высокой сцены к народам великой страны, буду говорить не свои слова? Во мне все протестовало, и одновременно с этим взыграло желание выдать на этой сцене нечто, что может запомниться этой публике на всю жизнь. Я хотел им сказать очень многое. Я желал им сказать простыми словами, в какой великой стране они живут и хоть как-то передать привет от людей моего мира, тех людей, которые жили в СССР и помнят свою страну, или родились позже, но все равно знают о ней, как о величайшей державе планеты Земля.

Я замолчал и посмотрел в зал. Границы его терялись где-то там далеко в сумраке вместе с этим морем людей, и я почувствовал, что на меня смотрит весь этот мир. Он смотрит на меня многими тысячами глаз и ждет. Что я могу ему сказать? Лучше песни ничто не скажет.

Оборачиваюсь к ведущим.

— Мне нужна гитара.

— Гитара? — переспрашивает меня растерянно дама. — Зачем?

— Мне нужна гитара, — настойчиво повторяю я.

— Хорошо, — кивает джентльмен, удаляется за сцену и вскоре выносит гитару.

Все это время народ в зале сидит тихо, затаив дыхание.

Я беру гитару в руки, наклоняюсь к микрофону и обращаюсь к публике по-простому:

— Друзья! Слова в прозе, это хорошо. Но мне хочется спеть вам песню, которую, я уверен, никто из вас здесь не слышал. Певец я не ахти, но все же надеюсь, что вам понравится.

Касаюсь пальцами струн, пробуя настройку. Все нормально. Инструмент хороший. И что же мне им спеть? Поначалу я хотел им выдать, что-нибудь эдакое веселое из нашего современного репертуара. Но решил, что люди тут идейные и могут не понять. Немного перебрал в памяти и решил остановиться на военном репертуаре. Беру аккорды и выдаю первый куплет песни Баснера и Матусовского.

Эту песню чаще всего любил петь мой дед под рюмку водки, подыгрывая себе на гитаре.

Весь зал затаил дыхание.

Я пел впервые перед многотысячной публикой и почувствовал, что мне это нравится. Это было круто. Я пропел еще куплет и еще.

Да, это было потрясающе. Мой мир проникал сюда через энергию песни. Я почувствовал, как через меня соединяются миры