Владимир Поселягин - Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат

– Ну что, с почином?

– Возможно, только они ещё не вернулись и не доложились.

– Ничего, дежурный переводчик сидит у рации. Если что будет в эфире, сообщит. Вы пока готовьте вылет для ночных бомбардировщиков, ночь коротка, и если не отправлять далеко, то по три вылета сделать успеют, от этого и отталкивайтесь, два самолёта и по три объекта – значит, вам нужно их подготовить шесть. Возвращаться для повторной бомбёжки запрещаю.

– Но ведь сброс подобных мелких бомб серьёзных потерь не нанесёт, максимум небольшие пожары вызовет.

– А никто и не ставит задачи убить Гитлера. Я напомню, мы должны устроить террор, чтобы нас боялись. Немцы должны бояться ночи, вслушиваясь, не послышится ли звук мотора. Кстати, когда будете ставить задачи лётчикам, посоветуйте им при сближении с целью убирать газ до минимума и планировать к цели. В этом случае бомбёжка произойдёт совершенно неожиданно для противника. Пусть в панике выбегают из домов. Из приличных целей я там видел обозначение ремонтной роты, она занимается восстановлением танков, их там даже две. Одна расположилась в тридцати километрах от нас, другая в семидесяти. Пусть первые удары будут нанесены по ним. Остальные по выбору. Может, и старлей что интересное с задания принесёт… Ночное дежурство выдержите? Весь день потом сможете отсыпаться.

– Не раз приходилось, думаю, выдержу.

– Хорошо, тогда я к себе в палатку, меня поднимать в экстренных случаях, не кантовать, первым выносить при пожаре. Остальным поручения и задания я уже дал. На данный момент вы старший начальник на аэродроме, командуйте, потом я вас сменю.

– Есть, – козырнул тот, бросив руку к виску, и, вспомнив, что у него на голове немецкая офицерская фуражка, смутился.

Штурману подошёл один из офицерских комплектов формы, вот он её и носил, даже несколько щеголевато, кобура из жёлтой кожи с «вальтером» на животе, как и положено. Бабочкин хорошо учил новеньких, как носить трофейную форму.

Оставив того в палатке штаба, я прошёл к своей, в соседней скрипел зубами капитан, контузия действительно была тяжёлой, но тот бодрился, тишина, мягкая постель, сытный обед и отдых – это то, что даст ему возможность восстановиться. Не быстро, за пару недель, а может, и дольше, но думаю, сможем поднять того на ноги. Двое других раненых тоже были под присмотром. Хм, новенькие не спрашивали, почему я не освободил остальных, всё понимали. Да, это мой крест, видеть, как сограждан уводят в плен, когда ничего нельзя сделать, но пришлось пережить. Мне нужны были люди, и я смог их добыть, и сейчас они уже должны наносить удары там, где их не ждут. К этому и готовились. А капитан ещё той язвой оказался, припомнил мне, как я их купил, говоря, что знает теперь свою цену – плитка шоколада.

Я в шоке. Шестой день с момента начала действий нашего партизанского авиационного отряда имени товарища Сталина , я раз за разом повторяю эти слова. Я действительно в шоке. Ситуация складывалась так, что немцы, замордованные постоянными налётами, просто озверели и половину фронтовой авиации бросили на наши поиски. Верите? Мы тоже в этом участвовали. Не нашли, о чём и доложили в штаб. Тем более на четвёртый день мы перешли только на ночную работу, всё обыскали, но на нас так и не подумали. А мы ещё и усилили свои возможности, когда парни на истребителях вылетали на свободную охоту, то высматривали сверху, есть где брошенные самолёты или нет. Пять таких высмотрели, на вид в порядке. Две «чайки», такой же Р-5, как у нас, и два У-2. В строй ввести смогли все, отбуксировав к нам. Просто съездили днём с механиком на брошенный аэродром и поснимали детали с и так уже разукомплектованных самолётов, восстановили, и те летают. Я больше скажу, мы подали заявку на топливо и отправили две машины на склады, вместе с бензовозом, и бочки на немецком складе выдали, и цистерну доверху залили. А ночью два самолёта разнесли этот склад, пожар второй день потушить не могут.

Всё хорошо, все лётчики работают теперь парами, опытный с новичком, чтобы не заплутать в ночи, вот только я понял, что нас практически вычислили. Чуечка сработала, и решил – всё, пора сворачивать лавочку и уходить. И так два лишних дня провоевали. Всё уже было подготовлено, это летуны постоянно на вылетах, а мы с Бабочкиным покатались на мотоцикле по окрестностям. В общем, есть план. Нет, не так, у нас есть ПЛАН. Ага, два килограмма одуряюще пахнущего плана из Колумбии.

Сам я в боевых действиях первого опытного авиационного партизанского отряда имени товарища Сталина не принимал. Да, я его сформировал. Да, осуществлял общее командование, распределяя приоритетные цели для налётов, но основной груз и тяжесть работы несли на себе технари и лётчики, да старший лейтенант Хороводин, к которому руководство и планирование вылетов в основном и ушло. Я убедился, что это вполне квалифицированный командир, и оставил всё как есть. Если тот в первое время ещё неуверенно работал, все наши действия противоречили догмам, насаждаемым в Красной Армии, но потом освоился и уже так всё настроил и организовал, что работа шла практически постоянно, даже бойцы из охраны во время отдыха в охотку помогали техническому персоналу подготавливать самолёты к вылету, у тех людей мало, и дополнительные руки были просто необходимы. Именно Хороводин всё организовал так, что не успел самолёт приземлиться, как его уже буксировали под деревья, где заправляли топливом, проводили обслуживание, пополняли боекомплект и подвешивали бомбы. Уж через час лётчик, который успел или отдохнуть, или поесть, забирался в кабину и снова шёл на взлёт. Лётчики на «мессерах» до четырёх, а то и до пяти вылетов в день совершали, по ночам меньше, так и ночь куда короче. Да и истребители ночью мы старались не использовать. Теперь и днём редко, да и то для свободной охоты. Пару раз Подгорный пристраивался к строю немецких бомбардировщиков, как бы показывая, что он свой, и чуть не в упор сбивал некоторые. Так на счёт себе записал троих. Правда, я ему запретил такое лихачество, и так в последний раз привёз дырки в корпусе. Раз приказал работать по дорогам, пусть и работает. Тут тоже недолго продлилось, когда немцы, озверев, свою авиацию задействовали для наших поисков. Пришлось свернуть эти вылеты и окончательно переходить на ночные вылеты лёгкими бомбардировщиками. А за время работы днём, пока я не запретил дневные вылеты, можно смело засчитать тридцать два повреждённых паровоза, два имели сильные разрушения после прямого попадания бомб, и почти две сотни единиц автотранспорта или уничтожено, или повреждено. Результаты, на мой взгляд, для отряда едва в шестьдесят человек впечатляющие. Однако мне больше всего нравилось моральное состояние немцев – очень низкое.