Владимир Поселягин - Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат

На трассе я смог разогнаться до сорока километров в час и, поднимая клубы пыли, давненько тут дождей не было, мчался на этой трофейной машине к мосту. Встречные колонны шли сплошняком. Мост работает без остановки и, как мне кажется, работал только на встречу, если нас и пропустят на тот берег, то не сразу. Так и оказалось, мы благополучно подъехали к очереди, встав в конец, и я заглушил мотор. Судя по очереди, пропустят нас ближе к ночи, до неё около часа осталось. Может, это и хорошо, нам скрыться легче будет, да и всё провернуть. Но сколько техники и войск за это время по мосту пройдёт? Это нашим с каждым пройдённым солдатом и танком будет тяжелее, это и огорчало. Судя по матеркам комиссара в наушниках, тот думал так же. Тут он снова вышел на связь:

– К нам регулировщик идёт.

– К нам?

– Вдоль колонны этих порожних грузовиков впереди, но в нашу сторону. И ещё, сзади две машины с ранеными подошли. Красные кресты там.

– Лады. Если что, я с ним заговорю, отвлекись на «рану», как будто она тебя мучает. Хорошо?

– Тогда врач, что сзади в кабине сидит, вмешается.

– А, ну да. Ну, тогда просто сиди.

Однако регулировщик, что шёл к нам с решительным видом, рассмотрел, что стало с пушкой, даже разговаривать не стал, а подошёл к санитарным машинам и велел им по обочине переехать в начало колонны, чтобы первыми проехать мост, когда дадут дорогу отсюда.

– О чём думаешь? – спросил комиссар, когда регулировщик ушёл.

– Думаю дать по газам и, скидывая грузовики с пути, выскочить на мост, закупорить его, поджечь фитиль, и в воду.

– Об одном думаем, тоже рассматриваю это с разных сторон. Но раненых куда девать? Их в любом случае заденет, пока к мосту прорываемся, а потом после взрыва.

– Есть такое дело, – со вздохом согласился я. – О раненых думаем, как будто они наши и не они стреляли и убивали наших людей.

– Мы должны быть выше них. Мы люди, а они фашисты.

– Они не фашисты, – спокойно сказал я. Уже устал повторять эти нюансы.

– Как это не фашисты?

– Немцы – нацисты, а фашисты – это итальянцы, как мы коммунисты. Очень немцы обижаются, что их фашистами называют, сравнивая с презираемыми ими макаронниками. Они так итальянцев называют.

– Да? Я не знал.

– Назвать немецкого офицера фашистом – это всё равно что красного командира белым офицером, если не в морду даст, то в харю плюнет точно. Так что вы всё-таки такие нюансы учитывайте.

– Я понял, спасибо… Смотри, эти сволочи тяжелый гаубичный дивизион пропускают. Смотри, и трактора наши.

– Я вам больше скажу, орудия тоже наши, МЛ-20. Немцы ещё те барахольщики, свезли к нам всю технику из захваченных стран. Они, мне кажется, только авиацию свою используют, а наземные войска – что захватили, то и пригодилось. О, на том берегу забегали, кажется, нашу колонну готовятся пропустить.

– Да, я вижу.

Однако нас обманули, пропустили раненых, прибыло ещё шесть машин, и снова остановка. Видимо, сюда срочно перекинули резервы, и их собирались пропустить как можно больше. Настолько это важно, что рядом начали подготовку, чтобы развернуть новую вторую понтонную переправу.

– Раненых нет, – напомнил я комиссару. – К тому же темнеет. Так что держись. И спички приготовь.

– Они у меня в руке.

Запустив двигатель, я дал ему немного прогреться и, дав газу, свернул с дороги впереди стоящий грузовик и помчался дальше. Больше машин я не давил, тут всё может зависеть от случайности, порвал гусеницу, и всё, встали, в результате мост останется целым. А у нас задание сложнее, отчего и катил по обочине, лишь подмял мотоцикл регулировщиков. Вот когда я ворвался на мост, комиссар открыл огонь из пулемёта, бил по машинам с той стороны берега. Причём вышло удачно, видимо случайная пуля попала в бензовоз, полыхнуло здорово, и бегущий по уклону огненный бензин поджигал другие машины. Бегали люди живыми факелами, а комиссар от восторга только матерился. Сбросив с понтона грузовик, из того ящики посыпались, я со всего маху врезался в штабной автомобиль, подминая его под себя вместе с содержимым, потом столкнул в воду штабной бронетранспортёр, антенны указывали на это, и, врезавшись в следующий штабной автобус, видимо проходил штаб какой-то части, замер. Двигатель, нехорошо стукнув, замолк. И я понял: навсегда.

– Поджигай! – приказал я и стал пробирать в башню, так как люк мехвода оказался заклинен, крыша смятого автобуса блокировала его.

Открыв боковой люк, я отметил, как комиссар поджёг шнур, тот зашипел, и велел ему выбираться. Терпимо, по нам пока не стреляли. С берега нас с одной стороны прикрывал автобус, его развернуло на мосту, передок всмятку, а остальное цело, а с другой стороны полыхал штабной автомобиль. Огонь и дым скрывал нас. Я укрылся за танком, и когда комиссар, матерясь, выбрался, он поначалу повис, кобурой зацепился, но потом ничего, выпал наружу. Я дважды выстрелил, попал в автоматчика, что бежал к нам, но тот был не один, в них я выпустил остаток магазина, и дальше комиссар прикрывал меня. Закрыв люк и повернув ключом замок, я следом за комиссаром прыгнул в воду. Почувствовал, как дёрнуло руку, никак зацепили. Дальше мы уходили под водой всё дальше и дальше, загребая ледяную воду. Старались на максимум уйти под воду и отплыть, тем более темнело, а ночь скроет нас. По реке шлёпали пули, их слышно было, да много, но нас не достало. Хотя какая ночь, под водой светло от того пожара на берегу. Ну, комиссар! Я вынырнул, чтобы отдышаться и ещё набрать воздуха, метрах в десяти хрипло дышал комиссар, когда рвануло. Абзац, я чуть под воду не ушёл, хорошо рот открыл, взрывной волной слегка оглушило, но и только, а вот напарнику, похоже, досталось больше, пришлось подплыть и, схватив за шиворот, поднять на поверхность и дальше, удерживая его локтем за шею и загребая так, уходить по реке. С неба разная мелочь и мусор падали, то и дело слышны были шлепки о поверхность, но на нас ничего не упало. Какой же он тяжёлый, так и тянет под воду. Да тот вскоре, откашлявшись и придя в себя, начал помогать, а потом и сам поплыл.

– Силы берегите, не надо такие резкие движения делать, – хрипло, но тихо велел я ему, река голоса далеко разносит.

Позади остались крики, шумы, стрельба, пожары, а мы плыли в темноте, старясь не потеряться, и прикидывали, когда уже можно будет выбираться на берег.

– Ботинки на дно тянут, да и кобура с пистолетом.

– Ну мы же обговорили это. Перед прорывом скидываем в танке обувь и оружие. У меня пистолет в кармане был, я его выбросил, когда в воду прыгал. Так что я налегке плыву.

– Забыл, – признался тот. – Переволновался. Когда же наши-то будут?

– У поворота реки должны быть, рано им ещё. О, слышите, наша артиллерия работает. Пока мы ждали, те позиции подготовили и орудия развернули на максимальной дальности, корректировщик уже на квадраты все окрестности у реки разбил, спасибо точным трофейным немецким картам, и сейчас точно работает по ним. С тем скоплением техники, что там собралась, промахов не будет. Да и вы подсветили, ночью работать можно.