Владимир Сербский - Второй прыжок с кульбитом и пистолетом

Иоганна Себастьяна Баха эти стены слышали, конечно. Но «Токката и фуга ре-минор» в роковой обработке здесь еще не звучала. А потом наступил черед «Весны», «Зимы» и «Летней грозы» Вивальди. Ритм-секция слаженно держала ритм, а солировала в основном Вера. Два синтезатора давали простор для фантазии, но и гитаре Антона немало дел тоже нашлось.

Потом прогнали несколько уже отработанных номеров. Песню

«Говори тихо, дорогая» из кинофильма «Крестный отец» попробовали в двух вариантах: сначала Анютино бархатное контральто на русском языке:

Скажи «люблю» и сердцем ласку ощути.

Затем, без перерыва, пошло Аленкино нежное сопрано на французском языке:

И если в первом прогоне увлажнились глаза у Натальи Николаевны, то во втором случае растрогалась Надежда Константиновна. Однако зрителей из зала более всего восхитила не мелодия, и не футуристическая виолончель, а сама виолончелистка. Алена, вышедшая к микрофону на передний план, выглядела просто сногсшибательно на шпильках и в коротком черном платье, которое дома еще и укоротила. Сидеть на сцене в таком нельзя, поэтому она даже наклоняться не пробовала.

Стоять, собственно, полагалось всем, следуя современной моде на вокально-инструментальные ансамбли. Однако мы сломали шаблон и здесь - на ногах осталась одна лишь бас-гитаристка Анюта. Сверкая улыбкой, она эффектно приплясывала. Ничего не поделаешь, мне и Вере сидеть рекомендовалось по медицинским показаниям. Барные стульчики со спинкой, притащенные из того мира, комбики «Роланд» и блестящие хромом микрофонные стойки у каждого исполнителя смотрелись стильно и необычно.

А потом дело дошло до того, ради чего все и затевалось - солирующий саксофон и волшебный вокал Надежды Козловской. Хиты

Дюка Эллингтона, Луи Армстронга и Эллы Фитцджеральд катились легко, с редкими остановками на шлифовку отдельных шероховатостей. Два часа пролетели незаметно. Завершая репетицию, сияющая певица сообщила Антону резюме:

- Ты знаешь, неплохой саунд.

- В целом да, - согласился я, а Антон кивнул. - Но у нас еще куча работы.

На это Надежда Константиновна усмехнулась:

- Умные люди утверждают - если найдешь себе дело по душе, тогда не придётся трудиться ни одного дня в жизни. Мне кажется, я такое дело нашла. Спасибо тебе, Тоша.

К ней бочком подкралась Алена. Глядя в сторону, она прошептала:

- Мама, я не хочу в Москву, поступать на артистку. Можно я поступлю в Музпед? Буду по виолончели учиться, и гитару освою. Нам в группу еще одна гитара прямо сейчас просится...

Изумленный Антон замер, а у Надежды Константиновны пропал дар речи.

- Доченька, как же так? - после паузы ахнула певица. - Там папа колотится, с людьми договаривается. Мы же решили... Ты же решила актрисой стать!

- А я и здесь стану, возле тебя, - отбрила ее дочка. - Да, Тоша?

Влезать в семейные разборки я не стал, и Антону не позволил. Просто тихо удалился. Не знаю как джазовые композиции, но образ Алены запомнился зрителям точно.

К условленному часу явился милицейский старшина Максим Максимыч. Подпираемый двумя крепкими сержантами, мужчинами в возрасте и ладной форме, он ухмылялся в усы. Вчера мы с ним решили, что не будем таскать туда-сюда оборудование и инструменты, а оставим здесь, в кладовке Малого зала. Под надежной охраной милицейского поста, конечно. Как он договаривался со своим начальством, не знаю, но дополнительное питание охране я обещал, выделив под это дело мятую купюру в пятьдесят рублей.

- Ты что, Михалыч, - удивился старшина, отведя Антона в сторону. - Тут условия лучше санаторных - туалет, вода и скамеек полно. А это ползарплаты! Знешь, сколько чебуреков можно купить? Вагон и маленькую тележку! Не жирно ли будет?

- Нормально, - вздохнул я. - Платить за работу ты запретил, значит, будем кормить. И еще дам, когда кончатся. Велико ли, мало ли дело, его надо делать хорошо и с удовольствием. А мне, брат, хочется спокойно спать.

Насчет «спокойно спать» я немного лукавил. Идея Анюты касательно целебного воздуха Гагры запала мне в душу. А почему нет? Поэтому в полночь мы приземлились на известный загородный пляж. Необычайно яркие звезды отражались в морской ряби, создавая иллюзию новогодней гирлянды на иссиня-черном небе. Мягко шелестел прибой, играя крохотными волнами. Ласковый ветерок, пропитанный эвкалиптом, щекотал ноздри подсоленным йодом. Анюта восторженно охнула, моментально разоблачилась и, не озаботившись купальником, нырнула с брызгами и визгом. Я не возражал, стесняться на совершенно пустом пляже было некого.

Сам поступил иначе: разулся и закатал штанины, чтобы прогуляться по кромке берега с лечебной целью. В моем возрасте уже пора задуматься о профилактике ишемической болезни сердца. Походную фляжку коньяка я держал в руке - коктейль из субтропического воздуха и капельки нектара показался мне уместным.

По лунной дорожке Аня вышла из воды, пристроилась сбоку:

- Антон Михалыч, я чую запах коньяка. При вашей болезни разве можно?

- Можно, солнышко, - на всякий случай я переложил фляжку в другую руку. - Только осторожно.

- Нет, Антон Михалыч, так дело не делается, - она протянула мне кружок домашней колбасы. - Без закуски пить негоже.

Пришлось закусывать, но я не пожалел:

- Боже, какая красота, - откусил еще раз. Божественно! В коктейле из морского воздуха и армянского нектара явно не хватало именно этой колбасы. - Дед из деревни опять приезжал?

- Бабушка навестила, теперь холодильник полный. Скажите, Антон Михалыч... То, что Гагра в вашем мире теперь заграница, ладно. Переживем. А почему Киев стал отдельным? Это же мать городов русских. Папа родом из Киева, и родственников там полно...

-У меня тоже, - вздохнул я.

-И что, поехать нельзя?

-Поехать можно, - хмыкнул я, - только можно не вернуться.

Неожиданно она зашла с другого краю проблемы:

- Как по вашему мнению, Ленин был великий руководитель партии и народа?

- Конечно, - несколько обескуражено подтвердил я. - И мыслитель великий, такое собрание сочинений мало кто написал.

- А Сталин?