Безбашенный - Античная наркомафия [СИ]

— Ну, вот видишь, почтеннейший, а ты ещё сомневался, важно ли это! — сказала она, когда отсмеялась, — Именно из таких эпизодов и состоит настоящая живая история, которую мы безвозвратно теряем, когда уходят из жизни участники событий. Ты, конечно, прославлен достаточно, чтобы оставить о себе вечную память, но хорошо ли то, что весь мир знает Ганнибала-полководца, половина мира — Ганнибала-политика, но лишь один Карфаген, не считая маленькой и захолустной Вифинии — Ганнибала-градостроителя? И ещё вот о чём я хотела бы тебя попросить. В своих воспоминаниях о войне ты пишешь не только о ближайших сподвижниках, но упоминаешь и многих простых солдат, которых знал. Это придаёт твоей книге живости и полноты описания. Но ведь и в мирной жизни у тебя тоже было множество помощников, без которых ты не сделал бы и половины того, что успел за свой суффетский год. Почему бы тебе не написать поподробнее и о них?

— Юля! Нам от него нужен учебник! — напомнил я ей, — Про градостроительство тебя и Баннон ещё подробнее в Оссонобе просветит.

— Да ладно тебе, Макс! Я теперь и сама за него «рыбу» напишу, а он её только подправит, где я перевру, своими словами отредактирует и подробностей добавит. День, самое большее — два, и у нас будут отредактированные и дополненные малоизвестными подробностями мемуары Ганнибала Того Самого! Это ты с ним с живым пообщался и всё от него самого услыхал, дети — будем надеяться, что тоже успеют, а вот внуки и правнуки смогут уже только прочитать.

— Хорошо, убедила. Но постарайся всё-же, чтобы эти два дня не растянулись на две недели, а уместились хотя бы уж в одну, а то знаю я тебя, — в конце концов, со своей профессиональной колокольни историчка абсолютно права, отдадим ей должное.

— Вы хотите, чтобы и Баннон тоже написал вам книгу воспоминаний? — спросил Циклоп, — Боюсь, нелестного он будет порой мнения обо мне…

— За то, что ты не отстоял и не продавил через Совет полный и самый лучшмй вариант его проекта новых инсул, а продавил только вот этот обрезок от него, который и был воплощён в жизнь, скорее позоря его как разработчика, чем прославляя? — хмыкнул я.

— Да, в основном за это. Представляешь, какими уродцами эти новые кварталы выглядят на фоне задуманных и разработанных им?

— Обычно, почтеннейший, по целому ряду причин именно так в реальной жизни и происходит, и ваши новые кварталы — просто ещё один наглядный этому пример. Вы с ним хотели сделать хорошую вещь, а удалось — только её жалкое подобие, и поскольку это произошло не по его вине — естественно, он считает, что это ты не выполнил надлежащим образом своей работы «толкача». Ведь всем нам кажется лёгкой и простой чужая работа, которой мы не делаем сами и не понимаем всех её тонкостей. Ты и сам ведь наверняка не очень-то доволен тем, что он не предложил тебе проекта инсулы эдак на добрый десяток этажей со всеми удобствами мегарских особняков и по цене в сотню шекелей за этаж?

— Ну, ты уж скажешь! — Одноглазый рассмеялся, — Конечно, мне хотелось бы от него проекта получше и подешевле, но ведь я же знал, что лучшего архитектора, чем он, в Карфагене просто нет.

— Вот именно. И он сам это тоже знал, а вас, политиканов с властью, связями и толстыми кошельками, больше сотни, и вы всей сотней не в состоянии понять и оценить по достоинству его проект, решающий проблемы как с жильём, так и с безработицей всей карфагенской бедноты. А главным среди них на тот момент был ты — как суффет города, поскольку твой коллега-напарник был заведомо твоим человеком, не имевшим с тобой разногласий — кого же Баннону ещё и винить в этой кастрации его прекрасного замысла?

— Когда разные люди смотрят на одни и те же события с разных сторон, то и их мнения о них, конечно, различны, — добавила Юлька, — И вряд ли хоть одно из них будет абсолютно беспристрастным. А труд историка в том и состоит, чтобы сравнить эти разные и нередко противоречивые мнения и вычислить истину, которая часто оказывается где-то посередине. И чем больше у него этих разных источников, тем меньше он при вычислении истины сделает ошибок, чересчур доверившись какому-то одному из них.

— Ну, тоже верно, — согласился Ганнибал, покачав головой.

Он успел ещё просветить нас о некоторых тонкостях тогдашней карфагенской политической кухни, которые нам тогда, хоть и не совсем уж простым, но всё-же наёмным солдатам, знать не полагалось, когда вернулась с рыбалки пацанва. Ну, точнее, вернулись ганнибалёныш со слугой-сверстником, а мой Волний с Кайсаром и Мато просто составили им компанию по дороге на нашу виллу.

— Гамилькар! Я думала, ты учишь таблицу умножения, как и обещал, а ты весь день пропадаешь на море? — тут же наехала на него Юлька.

— Мы не весь день, тётя Юля, мы с перерывом на обед, — вступился за него мой наследник, — После обеда только рыбачили, а до обеда купались и загорали, и при этом по таблице его натаскивали.

— Точно? А ну-ка, Гамилькар, семью семь?

— Сорок семь!

— Всё с тобой ясно, двоечник! Ну, похвастайтесь хотя бы уловом! Ну-ка, что там у вас? И это — всё, что вы добыли за полдня? — две небольших макрели и акулёныш едва ли намного крупнее их впечатления не производили, — С такими трезубцами, как у вас, впору китов гарпунить, а вы ими акулий молодняк уничтожаете!

— Так ведь все же, не одни только мы! — ответил Кайсар, и это было абсолютной правдой — спортивный промысел мелких и юрких акул успел уже войти в моду у азорской молодёжи, так что наша школота на каникулах просто навёрстывала «отставание» от неё.

— О вас я и не говорю — вы хотя бы уж свою учебную программу шестого класса выучили и сдали. Могди бы, правда, и получше, если бы не лоботрясничали, но раз сдали — с вас взятки гладки, и летние каникулы — это святое. Но Гамилькар получил свои баллы с большой натяжкой, и его ожидает пересдача, а до начала нового учебного года осталось не так уж и много.

— Я выучу, почтенная, — пообещал пацан, — Вечером позанимаюсь, а днём мне с ребятами интересно было.

— С ребятами или с их подзорной трубой? Судя по вашему улову, не трезубцы, а труба была главным орудием вашего промысла. Вы и сейчас ещё там пропадали бы, если бы не начало уже темнеть? Опять по очереди пялились на пляже в трубу на купающихся и загорвющих девушек?

— Я даже догадываюсь, на какую именно, — ухмыльнулся Циклоп, — Светленькая такая лузитаночка с вьющимися волосами из недавно приехавших?

— Ага, Фавста из последнего выпуска «гречанок» Аглеи, — подтвердил я, — Аунья тоже там с ней была?

— Не с ней, папа, — ответил Волний, — Она же акул не ловит, а только купается и загорает вместе со всеми.