Владимир Сизов - Княжич Вовка [СИ]

Кричать Еремку не пришлось. Сообразительный пацан уже катил к столу двухведерный бочонок холодной квашеной капусты только что из погреба. После нас его в мгновение ока опустошили дружинники. Это была основная еда на завтрак почти у всех, кто страдал похмельем.

— Ну что, пошли на охоту? — Напомнил я вчерашнюю договорённость.

— По что идтить, поскакали. — Поправили старшие товарищи.

На этот раз пришла моя пора усмехнуться.

— Это вы у себя в Суздале скачите, у меня вепрь на опушке пасётся, а до неё рукой подать.

— Дивие земли. — Покачал головой Мстислав.

В этот раз облаву устроили действительно грандиозную. В глубь леса пошли не меньше ста человек. Остальные несколько сотен встречали дичь на опушке. Боримир с Мстиславом взяли меня под опеку, подстраховывали, так что прятаться на деревьях в этот раз не пришлось. С ними было надёжно. Честно говоря, новые знакомые и по размерам, и по силе раза в два меня превосходят, если не больше. Сражаться против таких, учитывая ещё их воинский опыт я бы точно не смог. Казалось, богатыри и кабанов, и лосей вполне могли остановить без оружия: кулаком промеж рогов или в пятачок тресь и с копыт долой! Действовали охотники конечно рогатинами, но так энергично, что пока я бодался с одним кабанчиком, они успевали заколоть троих секачей или лосей и помочь неискушённому соседу.

— Ныне нама мясца на полма лета довольно! — Радовались мы вместе с хозяйственным Еремкой, осматривая трофеи после охоты.

Свинина, лосятина, медвежатина… даже зубрятина. Закоптим, потушим в горшках и составим в погребок. Он у нас уже холодный. Парни из дома, из своих ям принесли лёд. Теперь, правда, другая задача. Как бы приезжих спровадить побыстрее? Очень уж они много едят. Если останутся, вся дичина в три дня закончится. К счастью на следующее же утро гости поблагодарили и стали прощаться.

— Благодарствуй за потеху, князь Владимир. Зверя в твоих лесах богато.

— Ну теперь-то мало осталось, разогнали. До зимы можно туда не заглядывать, разве по грибы, по ягоды. Посевы теперь не потравят. — Усмехнулся я. — Ещё бы кто-нибудь помог отстроится, да пни выкорчевать, пашни расширить. Я всё смотрю, какие у вас дружинники сильные. Они бы враз справились.

— Э-э несть, друже, в сей заботе мы есмь ны поспешные. — Отмахнулся Мстислав.

— Мужиков-ораторов тобе потребно. Дружинник волен топором на поле брани махати, землицу и сих горемык от ворога боронить.

— Ну может пока они отдыхают, могли бы и пни раскорчевать?

— Ны срок ныне продыху. Докатились слухи, буде Муромское княжество разорили лиходеи. Надобно подмогнуть, выручить братьев муромцев, наказать злодеев окаянных. Негли и ты еси с нами?

— Я бы с охотой, да сами видите, разруха у нас куда ни глянь, отстраиваемся. Ещё и дружинники поранены. Почитай ни одного здорового.

— Ей-ей твоя ратоборцы супротив моих ни един ны выстоит! — Тотчас похвастался Боримир. — Ораторы како есть ораторы!

Мне осталось лишь пожать плечами.

— Конечно не выстоят. Мы с ними первый год тренируемся.

"Ничего-то вы не поняли в моих планах", — думаю про себя, Иван Грозный был не дурак, когда одаривал стрельцов наделами. Те же хлеборобы, только считают себя воинами. Когда ваши земледельцы за вас поля пашут, то отрабатывают трудовую повинность и выполняют это без охоты. Мои же называют работу службой и отношение сразу другое и к труду, и к правителю. Тем более сами говорили, что дружинников князь кормить должен, а они не бабушки-одуванчики без аппетита, не грудные младенцы, от сиси кормящиеся. Им мяса, рыбы, хлеба подавай и побольше. А я своим "сисю" подкинул — землицей наделил. Соберут урожай и смогут сами себя прокормить.

— Тады прощай. Нынче же отплываем.

Захватили опять в медвежий захват, потрещали несчастными костями, дух выдавили и уплыли. Собрались прям мгновенно.

— Лишь бы не работать! А ведь небось тысяча человек. Если бы каждый по одному дереву, да одному пню… получилось бы, как в анекдоте: "Тысяча человек по одному рублю, а мне как раз на Запорожец." — Вздыхал я, глядя в след флотилии.

— Ты еси давеча ны ведал, како спровадить, ано ныне об обратном крушишься. — Усмехнулся рядом Еремка.

— Чудак ты, парень. Проводить хотелось, чтоб не разоряли, а если бы помогли, как с мясом, так пусть бы лучше были.

Сразу после суздальцев, ушли и освобождённые нами из плена мужики. Еремка контролировал, чтоб они с собой не захапали больше скотины, чем до того было. Некоторые пытались, но соседи вокруг всё знают. Их не обманешь. Наконец можно было окончательно подсчитать, оценить и доставшихся лично правителю коров, лошадей, овец, птицу, хозяева которых скорее всего погибли.

— Ны прокормишь, княже. — Качали головой мои товарищи.

Им проще. Свою долю ребята отогнали мамкам и папкам, пусть мол пасут младшие братья. Мне и самому казалось, что многовато, особенно овец и коз. И что с ними делать?

— Еремка, какой с баранов прок кроме мяса?

— Стрищи сих пора, из руна валять валенки такоже…

— А-а знаю, знаю!

В голове словно щёлкнул тумблер, включая соображалку.

— Ещё из шерсти, то есть руна бабушки вяжут носки, свитера и прочую тёплую одежду. Значит так: отправляй гонцов по деревням, пусть забирают овец, стригут, вяжут себе что-нибудь, а к зиме возвратят назад.

— Почто ты еси воздаешь чужакам руно, княже?! — Удивился пацан.

— Ну сам посуди, нам скотину не прокормить, пастбищ здесь не хватит, пастухи пока не готовы. Если за рекой на лугах выпасать, то охранять придётся, а у меня пока людей мало. Или сами овцы передохнут, или нам их придётся зарезать, от собственной жадности. Пусть лучше люди присмотрят за животиной, а за это я расплачусь с ними руном. Ну нафига мне столько носок и валенок? А к весне надо будет луга приготовить, пастухов найти и на тот год будем пасти большое баранье стадо.

К вечеру от огромной отары осталось пять десятков, на защиту которых встала грудью Млада. В прямом смысле встала, прибежала и заслонила последних овечек, этой своей выдающейся красотой! И как я только раньше не замечал? Наверное, под просторной одеждой скрывала, не выделяла. Теперь же пояском подпоясала сарафан намного выше пупка по новой моде, а я и рот открыл от удивления и восхищения. Даже не знаешь, как описать эту её часть тела. Точно: "И ни в сказке сказать, ни пером описать"! Когда мадмуазель страстно объясняла, как хорошо вяжет и горит желанием обеспечить княжича, а заодно себя тёплыми вещами, глаза словно зачарованные косились только на выдающиеся женские достоинства. От остального мозг отключился. Как они бурно вздымаются и опускаются, словно гипноз! В такт страстным колыханиям я видимо поднимал и наклонял голову вверх-вниз, потому что мои телодвижения восприняли, как кивки в знак согласия. Я же опомнился, только когда желающие разошлись, а рыжая бестия побежала назад к стряпне, к переработке молока в сыр, на что уходило всё её свободное время. Теперь покачивались уже другие части её тела, находящиеся сзади и не сверху вниз, а из стороны в сторону. В этих колыханиях мне почудилась насмешка: "Вот тебе вместо груди, обманула и ещё обману!"