Владимир Сизов - Княжич Вовка [СИ]

К тому времени я очнулся и бился в первых рядах. Блестящая чешуя сразу привлекла внимание супостатов, и они догадались, что перед ними непростой ратник. В мою грудь устремились, наверное, все ближайшие клинки, но соскальзывая не могли повредить надёжный куяк. Приятели, получив передышку, стали успешнее протыкать с флангов противников, отвлекшихся от собственной защиты и пытающихся скорее поразить командира.

Вскоре между сражающимися образовалась груда мёртвых тел и она в дополнение к заслону разделила стороны. Атаковать, ступая по трупам, захватчикам становилось всё сложнее. Рогатины, копья и прочее длинное оружие, неудобное для штурма у нападающих так и не появилось. Вместо этого они могли противопоставить только ярость и безразличие к смерти. Однако, оставив перед баррикадой и на наших наконечниках ещё несколько жертв, атакующие вдруг отхлынули, сообразили, что здесь пробиться будет очень сложно. Гораздо проще обойти, спуститься другим, дальним, теперь уже совсем неприкрытым путём. Группа, обороняющая вторую лестницу, была меньше и её к этому времени задавили явным численным превосходством. Стало понятно, что главная задача штурмового отряда не уничтожить защитников, а любым способом пробраться, прорваться и открыть ворота, куда они и устремились.

— Малёк, Еремка, Младен стреляйте отсюда, готовьте качели, смотрите, вон несколько лестниц снаружи волокут, остальные за мной!! — Крикнул я, как в детстве, словно своим пацанам-дружкам во дворе и помчался по ступенькам вниз, опять намереваясь преградить врагам путь.

Если сможем, то останется хоть какой-то шанс удержать крепость. Башни пылают во всю, ветер раздувает пламя. Дорога там уже перекрылась. Приставные лестницы трое лучников смахнут раскачивающимися брёвнами. Осталась трудная, почти невозможная малость: не позволить всему вражескому войску войти через ворота.

Когда мы спустились, перед створками уже лежали несколько самых сообразительных и быстрых врагов со стрелами в спинах, видимо ухитрившихся как-то пробраться раньше. Возможно это из тех, кто свалился со стены. Один умирая, из последних сил даже пытался сдвинуть тяжеленую щеколду. Где там. Её и здоровые мужики стараются открывать только вдвоём-втроём. Наши лучники радостно помахали руками, мол это они постарались, но нам было не до веселья. Из переулка выбегала страшная, орущая толпа с перекошенными лицами. Нападающие криками разъяряли себя перед последней схваткой.

Мой поредевший отряд прижался спинами к воротам и ощетинился остриями, превратившись в большого, опасного дикобраза. Затрещали древки рогатин и копий. На нас налетели, запрыгнули, прикрываясь щитами, стремясь завалить, сбить на землю силой удара ног, мечей и массой своих человеческих тел. Выдержать такой страшный, яростный напор практически невозможно, так говорили старики на тренировках. Это мы сейчас полностью испытали на себе, потому что отступать, уворачиваться, отходить от створок было нельзя ни на шаг.

У нападающих почти получилось. Окружающих меня дружинников практически завалило телами мёртвых и раненых, которых в буквальном смысле слова они не успевали стряхивать с наконечников рогатин. Мы с Вторушей стояли в середине отряда сзади других и потому, наверное, единственные остались на ногах.

Когда напор ослаб, здоровяк кузнец заорал: "Поберегись!!!", — особенно сильно отшвырнул очередного противника, вышагнул из кучи-малы на освободившееся пространство и завертел своим бердышом. Я еле успел под ним пригнуться. Отскочили и болгары те, кто не лежали вперемешку с нашими. Супостатов оставалось ещё достаточно, с лихвой для нас двоих. Однако тут верхом на коне сзади на них налетело нечто визжащее, орущее, рычащее, с ярко красным лицом и руками, покрытое шерстью, с рогами на голове. В первый момент от такого зрелища, наверное, зашевелились даже те мои волосы, которые ещё не выросли да, по-видимому, не у одного меня. Половину болгар сразу разбросало, разметало грудью вороного скакуна, часть попала под копыта, остальные пустились наутёк, пытаясь увернуться от вил, которыми чудовище орудовало, как рогатиной, впрочем, вполне профессионально, успешно. Вторуша принялся шустро добивать оставшихся у ворот врагов, не давая им подняться, прийти в себя, а я побежал за девчонкой, преследующей убегающих противников.

То, что это Младка, не стоило и гадать. Другие ужастики мне пока не встречались. Двое чернобородых воинов вдруг удачно метнулись в разные стороны, присели под вилами и мне пришлось с ними задержаться. Первого не успевшего выпрямиться, я просто срубил набегая, зато второй сумел приготовиться. Тяжёлый удар моего бердыша ловкач умело направил вскользь, парировал щитом и смог мечом пребольно ткнуть в живот. Спасибо чешуя опять не подвела и клинок соскользнул вниз.

— Ах ты гад, покусился на святое!!!

Ярость заполнила сознание. Отскочив, от опасного противника, я стал орудовать вдвое быстрее, не подпуская своим длинным оружием на расстояние доступное супостату. Несколько раз ткнув остриём в сторону головы, выждав, когда щитом ратник закроет себе обзор, неожиданно отмашкой подрубил ему ноги. Воин почувствовал опасность с запозданием, а потому подпрыгнул не вовремя и недостаточно высоко.

Добив его, через несколько минут удалось догнать подружку. Закутанная в несколько лохматых шкур словно в карнавальный костюм, с бараньими рогами, привязанными верёвкой к волчьей голове, будто к шапке, мадмуазель сидела на земле и рыдала рядом с трупом чернобородого мужика. Обнажённые руки её, прижатые к лицу, от ладоней до самых плеч были красными, как и голова мужчины.

— Лапушка, что с тобой? Где болит? — Разжал я ладони барышни.

— Азм цела. — Кое-как удалось разобрать сквозь всхлипывания.

— У тебя же всё тело и лицо в крови.

— Сие свёкла.

"Нифига себе макияж сделала красна девка!" — Промелькнуло в голове.

— А подол порванный?

— Сама порезала, дабы в седле сподручнее. — Прикрыла она обнажённую коленку.

— Что же ты плачешь?

— Сего жалко!!! — Заревела моя хозяюшка заново.

Вот они русские бабы! Совершенно одинаковые в разных мирах. В своё время в двадцатом веке не раз приходилось слышать рассказы, как они жалели, подкармливали пленных вражеских солдат и наполеоновских, и гитлеровских. Здесь тоже самое. Догадался бы покойник сдаться, вовремя сложить оружие, и стряпуха сейчас бы защищала его от меня.

В этот момент послышался звук открываемых створок главных ворот нашей крепости.

— Прячься в схрон! — Крикнул я чумазой, растрёпанной, но как-то по-особенному в этот раз симпатичной и дорогой мне милашке, вскочил на вороную кобылу и поскакал, как думалось, в свой последний бой.