Владислав Савин - Красные камни [litres]

Блеет: а если признаюсь, это зачтется?

– Я ж сказал, чистосердечное раскаяние, оно всегда жизнь облегчает. Что говоришь, этот человек показался тебе подозрительным, сразу видно, что шпион, ты у него что-то спросил, он за пистолет схватился, ты ему в морду и случайно убил – верно записано в протоколе? Ну и как ты узнал, что он шпион? По роже – да не смеши! Если бы шпионов узнавали по физиономии, нам нечего было бы делать – уверяю, что у всех настоящих шпионов, кого я видел, лица были самые честные и «наши». И как ты его бил – нет, ты не «тыдысь, тыдысь, по харе», а на мне покажи, это называется следственный эксперимент. Да, ударь меня, попробуй – видишь, я перед тобой стою, и не в боксерской стойке, к драке не готов, как тот итальянец.

Что воешь – я тебе даже ребра не сломал, ты глубже дыши, не так больно будет. Ну и как ты справился с обученным профессионалом один на один, если драться совсем не умеешь? То есть имеем с твоей стороны не чистосердечное признание, а злостную попытку ввести следствие в заблуждение, что является обстоятельством отягчающим. И целых четыре попытки сознательной дачи ложных показаний – что говоришь, это по закону лишь к свидетелям, а ты сам против себя ничего говорить не обязан? Дурачок, вот тебе УК–44, и покажи мне, где там это написано? Верно, в прежнем УК было, поскольку там принцип поглощения меньшего наказания большим, так что не было смысла вешать на тебя еще какую-то мелочь. Ну, а в этом кодексе сумма по совокупности, так что сколько раз ты соврал, столько тебе и положено – считай, что на четыре года ты уже наговорил. А сколько тебе еще к этому за убийство навесят, дай бог к пенсии выйдешь на свободу.

Ну вот, сообразил наконец, кретин, что я про его подельника Кувалду молчу, будто и не было его там: «В “Фиалке” свидетели показали, ты за итальянцем ушел», а не «вы». И, как водится, решил, что опытный уголовник решил сам чистым выйти, свидетелей подговорив (что за заведение этот ресторан, мне известно). Теперь божится, что ни сном ни духом, ничего не хотел, а мирно гулял по парку со знакомым (не подозревая, что тот уголовник), который вдруг на мирного прохожего набросился. А после велел ему, Янову, все взять на себя, иначе везде найдет и убьет!

– Это вместо того, чтоб тебя там же рядом уложить, как свидетеля? Да еще позволил тебе деньги взять и часы? Итого имеем еще грабеж лица, находящегося в беспомощном состоянии, что есть отягчающее – ты ведь не можешь поклясться, что он еще не был жив, когда ты часы с него снимал? Плюс соучастие в убийстве и, очень возможно, политика. Не хочешь сам облегчить свою участь – и хрен с тобой! Передаю твое дело в трибунал, пусть они дальше разбираются. Может, повезет тебе и вместо вышки отделаешься сроком на северах – где плюнешь, так до земли долетит уже ледышкой.

Наконец рассказал, как было. Да, не повезло итальяшке. Но прискорбно, что к Страннику этот гопарь никакого отношения не имеет. Единственно, подтвердил, что Мартелли в ресторане был не один, и второй «вроде тот, кто тут нарисован».

– Ну, допустим, впишу в протокол, что обвинение в убийстве и политику с тебя можно снять. Пустяк лишь за тобой остался, гражданки Ведерникова, Горбунова, Ивасеева, Корзинкина, Мигунова и еще с десяток фамилий в списке подтвердили, что ты к ним приставал и посягал на… ну, ты понял. Так что три годика тебе по-всякому, и лети домой белым лебедем – в вуз тебе с судимостью дорога будет закрыта, а средним медперсоналом, если техникум закончишь, отчего нет? Ну чем ты недоволен, жертва аборта? Чего скулишь: «Отец меня бил, мать била, хоть вы меня пожалейте». Я и пожалел, с четвертного, а то и вышака, срок тебе скостил до трехи, в армии сейчас столько служат. Что значит «не та статья» – такая же, как прочие в УК–44. Что, хочешь, чтобы тебе еще и соучастие в грабеже приписали – о, как же я забыл, что-то с памятью моей стало, еще пять лет тебе положено – нет, не взамен, а вдобавок, поскольку заявления от потерпевших гражданок наличествуют, куда их деть? Ничего, в лагере тебя пожалеют – любви сполна хлебнешь, хе-хе. Пшел! Конвойный!

И тут этот придурок выпалил мне в лицо:

– Верно про вас говорят, не коммунисты вы, а разложились! Лучших девок себе – вам можно, вы герои! А при коммунизме должно быть, как Ленин сказал – все женщины общие, и отказать не моги! А я хотел лишь, чтобы меня любил хоть кто-то!

Сказал, и голову в плечи – ожидая, что я его ударю? Не видит, дурачок, что сам себе дополнительно жизнь осложнил.

– Конвой, отставить! А ты понимаешь, что сказал сейчас на чистую 58-ю статью? Не спал бы на лекциях по марксизму, или сходил бы в театр на «Синих коней» – то знал бы, что Ленин за равноправие женщин был и за их право выбирать тоже – так что эти твои слова есть самая что ни на есть антисоветская агитация и пропаганда. И светит тебе сейчас тридцать три года, в том числе и по очень поганой статье [39] В «альтернативном» УК–1944 нет принципа поглощения большим сроком меньшего, а есть сложение по совокупности, как в большинстве западных стран. , а это для такого задохлика, как ты, все равно что вышак, с учетом ожидающей тебя страстной лагерной «любви» и сопутствующего обращения, до выхода стопроцентно не доживешь. Это все будет, если на сотрудничество со следствием не пойдешь – нет, на коленях ползать не надо, ты лучше скажи, кто тебе про эти якобы ленинские слова говорил, когда, где, кто еще присутствовал?

Да, при такой мрази даже кровавым сталинским палачом быть не грех. Хотя слабо верится, что этот слизняк хоть каким-то краем причастен к банде Странника, он там даже шестеркой не смотрится. Но вдруг что-то выплывет?

Камбоджа.

Пленный боец Красной кхмерской армии.

Будет расстрелян по окончании допроса, так что для повествования останется безымянным

Кто был ничем, тот станет всем. Так говорил нам комиссар. И это великая истина, за которую не страшно умирать.

Вы считали нас за рабочий скот, безмолвных слуг. Вы грабили нас, били и унижали. Вы гнали нас на принудительные работы, разделяя семьи, иногда навсегда. За возмущение и даже за неусердие вы били нас бамбуковыми палками, иногда даже до смерти. Вы поступали так и с нашими отцами, и с отцами наших отцов – и, по-вашему, не могло быть иначе. Теперь настало наше время мстить, вернуть нам ваши долги!

Как это хорошо – убивать тех, кто тебя обижал. И тех, кто похож на тех, кто тебя обижал. Ваше богатство – плод нашего пота и крови. Мы не брали его себе – за исключением того, что можно съесть, – мы его уничтожали, жгли, ломали, как воплощение былого нашего рабства. Мы брали ваших белых женщин, всей толпой – и редкая из француженок доживала до того, как ее должны были вести на казнь. Мы забивали вас мотыгами, экономя патроны, или закапывали заживо, – и я видел, как, бывало, гордые белые господа ползали перед нами на коленях, умоляя пощадить хотя бы их отродье. Но мы никого не щадили – как вы раньше не щадили нас. Вы и все, кто вам служит, должны умереть – и умрете. Так сказал сам наш вождь – а он знает правду.