Владислав Савин - Красные камни [litres]

Автобусы уже ожидали, отвезти прилетевших в гостиницу «Националь». В последующие два дня светская часть – экскурсия по Москве и культпоход в театр (для желающих), осмотр католического собора Непорочного Зачатия на Малой Грузинской (где должен будет проходить обряд). Знакомство с моим домом и детьми – отец был рад увидеть наконец своих внуков и внучек, а мою квартиру сочли вполне соответствующей моему положению, особенно гости были поражены домашней техникой, вроде стиральной и посудомоечной машин, холодильника, пылесоса – знаю от мужа, что в конце века этот набор будет обычным для любой семьи, но сейчас это пока еще редкость. И был еще наш РИМ (Дом русско-итальянской моды), где я, как на пресс-конференции, в непринужденной форме отвечала на вопросы. Помня, что хотя сейчас просвещенный двадцатый век, но товарищ Елезаров рассказывал, что когда в ином мире уже в семидесятые в Испанию возвращались из СССР бывшие эмигранты-коммунисты и находили там свою родню и знакомых, кто еще их помнили, – то те, узнавая этих людей, проживших сорок лет в «коммунистическом безбожии», стремились им ненароком голову пощупать, а нет ли там чертячьих рогов! [38] Исторический факт.

– Синьоры и синьорины, скажите, вы ведь верные сыны и дочери Церкви нашей? Которая убеждена, что никаких вампиров не бывает. Вспомните, откуда пошли эти сказки – из Англии и США, уже в новейшую эпоху, лет сто-двести назад. А до того какой-то Фаньер про меня вообще непристойные вещи придумывал – вы и этим грязным измышлениям поверите? Теперь решили доказать, что я не вампир? Что ж, мне опасаться нечего – видите, я серебряные украшения нормально ношу. На исповедь хожу еженедельно, как истинная католичка – отец Серхио может подтвердить. А солнечного удара боюсь не больше, чем любой человек – вы всех синьорин, что в Риме летом с зонтиками ходят, в вампирши зачислите? Хотела бы я добраться до того, кто эту ложь придумал – и, как Фаньера, заставить эти поганые слова проглотить!

Так в чем должно заключаться мое испытание? Оказывается, всего лишь в соборе после молитвы отец Эрико публично окропит меня святой водой (от которой, как посмеялся мой муж, «любая нечисть и нежить должна рассыпаться в прах»). Однако же Юрий, приказом Пономаренко назначенный главноответственным за мою безопасность, развил бурную деятельность – мало смысля в богословии (хотя, по его утверждению, был когда-то крещен в православную веру), он весьма опасался, что я как-то пострадаю от рук возможных злоумышленников. Обряд должен был происходить в трапезной (главном зале) собора, куда из притвора (той части, что ближе ко входу) вынесут малый баптистерий (сосуд со святой водой, предназначенный для крещения). Так Юрий настоял, чтобы это была не обычная чаша емкостью с ведро, а огромная бронзовая ванна, куба на три, да в ней троих таких, как я, с головой утопить можно, а не просто взять меня обрызгать – этого даже в каноне Церкви нет!

– Галчонок, ты не обидишься, если я скажу, что для меня твоя жизнь и здоровье важнее всех священных книг? Что до Церкви, то мы и так ей уступили, дозволив этот цирк. Тем более что эту ванну, оформленную как ценную утварь, мы собору в дар передаем. Я сказал, что или так, или никак – и ваши попы согласились. В малую емкость можно что-то опасное подлить – а вдруг пресловутая «аква тофана» не выдумка? – ну а в этой даже фосфорорганика опасной концентрации не даст, ведь не из ведра же будут заговорщики лить, а из чего-то карманного. И четко обговорено, что воду святят здесь, после чего емкость под постоянным контролем. Для того же и публика в соборе, не только из делегации, но и наиболее проверенные из местной паствы – тебя ведь причащать и соборовать будут, ну так не в одиночку и не первой. Лишняя гарантия, что ни в причастие, ни в елей ничего такого не подмешают – не всю же толпу травить?

Тут я даже возмутилась. Если предполагаемые заговорщики выступают от лица Церкви нашей, то причастие отравить – это что-то запредельное, никогда на такое верящий в Господа нашего не пойдет! Да, знаю, что в Священной конгрегации (она же инквизиция, та самая) «при исполнении» дозволено свою веру скрывать, вести жизнь мирянина и, теоретически, притворяться хоть муллой, хоть раввином, им вышестоящий служитель заранее этот грех видимого отступничества отпустил. Но на такое пойти – это значит уже внутренний предохранитель сломать, в душе своей католиком никак не остаться.

– А сколько раз в истории было, что прямо в церкви, во время молитвы убивали? – спросил муж. – И даже не мирян, а самых главных попов. Как, например, епископ Станислав, которого в Польше после святым объявили, был убит в главном их соборе прямо во время службы, по приказу их короля, с которым что-то не поделил – и в Англии, смутно припоминаю, было что-то похожее. Считается, что умерший за молитвой возносится прямиком в рай, так что, выходит, у убийц совесть чиста, они даже вроде как услугу ему оказывают. Галчонок, ты извини, я в богословии не силен, но в положении нашего Вальки оказаться не хочу. Не было прежде – ну так все когда-то в первый раз случается, и без разницы мне, что попы скажут – в соборе возле тебя постоянно будут наши ребята, чтобы никто не мог в тебя выстрелить или чем-то острым ткнуть. Как Аню во Львове едва не… А коль попам не нравится, пусть лесом идут. Я же хочу, чтобы мы жили вместе еще долго и счастливо!

В ночь накануне испытания мне снился ужасный сон. Моя родная деревня Ладзари – и всюду чужие солдаты, гнусные бородатые рожи в чалмах, а также американцы (в большинстве, негры). Меня, вместе с другими женщинами, лапают и тащат, сдирая платье, я кричу и вырываюсь, даже вцепляюсь кому-то в мерзкую харю, тогда меня валят и бьют прикладами и сапогами, очень больно, вкус крови во рту. Рядом мертвые тела – наших мужчин, кто пытались за нас заступиться. Ощущение невыразимой мерзости, когда меня насилуют всей вонючей толпой, затем я лежу на земле, вся в крови, не могу подняться. На меня смотрит американский сержант и брезгливо приказывает: избавьте эту от мучений. Чернокожий американский солдат пригвождает меня штыком, и я умираю.

И просыпаюсь, вся дрожа, а Юрий обнимает меня, гладит по спине, по волосам. В двери нашей спальни заглядывают дети и домработница тетя Даша – оказывается, я так страшно кричала, что разбудила всех. То, что я видела, вспоминается как абсолютная реальность, я будто чувствую боль от ударов и оглядываю себя, ища на теле раны и ушибы; меня передергивает, когда я снова переживаю прикосновения чужих грязных лап. Что это было, о святой Иосиф – неужели Господь решил мне в видении мою судьбу показать?

А после, когда все успокоились и разошлись, и я рассказала все мужу – он ответил, что, скорее всего, я увидела то, что случилось в иной реальности. Оказывается, и мой рыцарь, и Анна, и, наверное, другие люди с подводной лодки иногда видят сны, связанные с событиями другой ветки истории (как решили на консилиуме научные светила). Я слышала уже эту гипотезу, что время может не только течь, но и ветвиться, как устье реки, – теперь же я узнала от мужа, что в иной истории (где война завершилась в сорок пятом) было, когда марокканцы французского экспедиционного корпуса, а также примкнувшие к ним американские солдаты (и негры в их числе) устроили в моей Италии гнуснейшую оргию, насилуя всех женщин и убивая мужчин. В этой же реальности две дивизии марокканских «гумьеров», наемного туземного сброда, вместе с американскими войсками вошли во Францию (совершив и там множество преступлений, зафиксированных Церковью), а на Сицилию и в Калабрию были переброшены уже после окончания войны, когда было больше порядка – и все равно оставили там по себе очень плохую память. И у нас они все были обмундированы по-американски, лишь со своими знаками различия. Значит, я видела во сне то, что случилось в том времени – Юрий сказал, что наш мозг может работать как радиоприемник, ловя мысли людей оттуда, особенно если «совпадает волна».