Евгений Щепетнов - 1971

- Мдаа... совсем люди озверели! - неискренне поддержал я собеседников - А зацепки какие-то есть? След протектора, например.

- Семеныч, ну какой там, к черту, след протектора?! Осень! Дождей прошло немеряно! Смыло все к чертовой матери! Теперь - висяк.

- А разве не местные опера должны были заниматься? - удивился я - зачем из области тащили?

- Да хрен их знает! - развел руками парень - Притащили, да и все тут. Думали, что мы тут шерлохомецы? Приехали, помолчали, да и выдали им убийцу! Садовника! Единственное, до чего мы додумались - или убийц было как минимум двое, или один здоровила вроде тебя, Семеныч. Ты никого на колья не насаживал? Признавайся! Колись сейчас же! И тебе снисхождение будет!

Он заржал, второй опер тоже, а я спокойно парировал:

- В обозримом прошлом никого на колья не насаживал. Но как только насажу - приду, и тут же тебе сдамся - чтобы увеличить раскрываемость твоего отдела!

Опер заржал еще громче, и долго не мог остановиться. А у меня сердце - бах-бах! Бах-бах! Все-таки надо было их просто убить - глотки перерезать, или шею сломать. А если бы их раньше нашли? Если бы они меня выдали? Что бы тогда?

Тогда - скорее всего пришлось бы сдаваться гэбэшникам, в расчете на то, что они выручат Шамана. Сидеть лет десять-пятнадцать в строгом режиме мне как-то не климатит. А за убийство двух и более лиц меньше не дадут. Больше тоже не дадут - расстрела не будет, все-таки убиенные были редкостными подонками, но… никто не разрешал брать правосудие в свои руки! Есть советский суд - самый справедливый суд в мире! (Ага, Бродскому это скажите - поржет)

Тогда же, начале марта, прямо перед праздниками, меня вызвали в «Серый дом». Ну да, в управление КГБ. К «соседям». Менты их так и называют: «соседи». Это как у древних славян - нельзя называть медведя его настоящим именем - услышит, обидится, и придет мстить. Надо обязательно как-то иносказательно: «косолапый», «хозяин леса», ну и еще как-то - не знаю, как там предки называли медведя. Может даже засранцем. Ну и менты так же - никогда гэбэшниками, а только «соседи». Почему именно «соседи», а не как-то еще? А потому что они через стену сидят, в одном и том же здании. Слева УВД области, справа УКГБ.

Вежливый мужчина с вкрадчивым голосом завзятого шпиона попросил меня (именно так - попросил! «Прошу вас» - вот так!) подойти в УКГБ четвертого марта 1971 года к десяти часам утра. С собой иметь паспорт. Пропуск заказан и находится в пропускном бюро на углу здания. Само собой, просьба людей с холодными ногами и горячей головой (или как там - горячим сердцем и холодной головой?) была равносильна приказу. Здесь, в этом времени - именно так, а не иначе. Да и если бы менты прислали повестку - добросовестный гражданин бросил бы все дела побежал к вызывавшим его, задрав хвост трубой. Тут правоохранительные органы очень даже уважают. Это не мое время, и тем более не девяностые, когда в ментов и плевали, и кидались камнями, и стреляли. Долго пришлось этих уродов потом приучать уважению к ментам - и большая заслуга в этом ОМОНа. Когда тебе ломают ребра пинком в поддых, если ты начинаешь качать права и кидаться на ментов - сразу возникает понимание того, как надо вести себя в отношении представителей власти.

Это был четверг. Солнце, морозец, но сугробы уже начали подтаивать - весна скоро! Не календарная, а настоящая!

В бюро пропусков народа мало. Я подошел к окошечку, назвал фамилию, сунул паспорт, и мне выдали листок с моими именем и фамилией. До времени «Ч» было еще полчаса, потому я не поспешил ко входу в управление, а вышел на проспект Кирова и немного постоял, глядя на броуновское движение молекул-людей.

В моем времени здесь пешеходная зона, никаких тебе машин - если не считать машин, подвозящих товар со специальным разрешением за стеклом, и каких-то мажорокавказцев, которые гордо разъезжают между людьми, наслаждаясь своей исключительностью - ну как же, в областном ГИБДД купили разрешение на проезд, и теперь - короли горы! Желтой горы. Сара тау.

В этом времени никакой пешеходной зоны на Кирова нет. Едут машины, едут троллейбусы. Остановка троллейбуса-«двойки» прямо напротив «Серого дома».

Кстати, он на самом деле серый, эдакая глыба серого камня.

Идут люди - грустные, веселые, деловитые - как и в моем 2018 году. Только одеты по-другому, а так - ничего в них нет такого, что бы отличало их от людей будущего. По крайней мере внешне.

Понаблюдав за улицей, за людьми, я наконец-то двинулся по направлению на вход в самое загадочное и самое страшное учреждение города. Ходили слухи, что когда-то в подвалах УКГБ, тогдашнего УНКВД - расстреливали и пытали врагов народа. Сейчас в этих подвалах архивы, а насчет расстрелов и пыток - не знаю, может такое и было. Кто может сказать, что было в истории, а что нет? Только историки, но они завзятые болтуны и продажные шкуры - работают на любую власть, которая их кормит.

Пропуск и паспорт у меня проверил милиционер, стоявший внизу, у лестницы, на КПП. Почему милиционер, а не гэбэшник - не знаю. Может и гэбэшник, вот только он был в ментовской форме. Он записал мои данные в амбарную книгу, и отправил на четвертый этаж, в комнату номер семнадцать - как и было указано в пропуске. И я пошел по широкой лестнице, устеленной толстой дорожкой, гасящей звук моих шагов.

Здесь вообще почему-то хотелось сразу же понизить голос по крайней мере вдвое. Давящая атмосфера тишины как бы сразу указывала посетителю на его ничтожность - мол, вот ты пришел - так осознай, что здесь вершатся великие дела! Не то что твои жалкие делишки! А великие дела творятся только тихо!

Весь такой приниженный и придавленный, я по длинному коридору, тоже застеленному толстой дорожкой, добрался до искомого кабинета с цифрой «17» на светлого дерева двери. Посмотрел на свои золотые часы - было без двух минут десять часов. И тогда я негромко постучал. Тут же из-за двери раздался бодрый мужской голос:

- Да-да, войдите! - и я повернул дверную ручку.

Кабинет, как кабинет. Ни тебе пыточных приспособлений, ни стены, у которой расстреливают политических заключенных. Стандартной обстановки конторский офис, все отличие его от обычных офисов - портрет Дзержинского на стене, рядом с портретом Брежнева. Почему-то я ожидал увидеть еще и портрет Андропова, но этого портрета не было.

- Карпов Михаил Семенович? - жизнерадостно вопросил мужчина лет сорока в сером костюме фабрики «Большевичка» - Вы точны! Точность - вежливость королей, не правда ли?

- Ну вряд ли я такой уж король, но никогда не опаздываю. Есть у меня такая привычка - не опаздывать. Вот такой я, какой есть, товарищ...

- Семеничев Виталий Викторович! - поняв, представился мужчина - присаживайтесь, поговорим.

- На предмет? - насторожился я.