Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

– Рожать, Анюта, в первый самый раз страшно. А после – все легче и легче. Это не болезнь ведь, а природа. Когда мать здоровая, то никаких трудностей не будет.

Ну да, без трудностей! Я тут столько медицинской литературы прочитала – ужас! Про всякие возможные отклонения и патологии – волосы дыбом встают! Марья Степановна, увидев, решительно указала все эти «справочники фельдшера» положить подальше и не прикасаться – поскольку это узко специально, для врачей. А в жизни все гораздо проще.

– Я ведь первого своего, Ванюшку, прямо на заставе рожала, так получилось! Фельдшер принимал. Ну а второго, Павлика, в сельской больнице. И боялась очень – старая уже была, почти тридцать, когда решилась наконец. А тут Москва, врачи под боком, и ты молодая, сильная, спортом занимаешься – все у тебя будет хорошо!

Ну да, спортом! Даже гимнастику лучше не делать, в последние недели! На кровати валяясь, растолстею, расплывусь – а Михаилу Петровичу стройные нравятся!

– Глупая ты, Аня! На меня посмотри – хотя я физкультурой специально не занималась, ну кроме того, что жене командира РККА положено. А так, жизнь была такая, что никакого спорта не надо.

Спросила – а старшие ваши где? И тень на лицо Марьи Степановны набежала.

– Ванечку снарядом финским убило, когда мы от Кексгольма отступали. А Павличек в Ленинграде в блокаду умер. Мы же там всю первую зиму, самую страшную, провели. И в эвакуации, считай, не были совсем – в мае сорок второго нас вывезли, в Вологду, ну а весной сорок третьего уже немцев отбросили, и я назад поспешила, к мужу. Он в командировке сейчас, в Эстонии. Ну а мне велено, пока он не вернется, тебе помогать. Вот, Сашеньку родила – даст бог здоровья, и еще успею. Жизнь продолжается ведь, кончилась война!

Радость была – как перед самыми Ноябрьскими, Смоленцевы приехали, из Италии! Лючия сияет, умиротворенная, а фигура у нее изменилась заметно! Обновы показала, просто чудо – два новых пальто, платья и всякая мелочь. Мне подарки привезла – швейную машинку (и себе, вторую), и еще по «двойному отрезу» на платье и на пальто (отрез простой, это сколько идет на единицу одежды, но при таком покрое, как у нас, надо побольше), чтобы я сама заказала, по своей мерке. Но главное, новости были для меня как воздух. В газетах наших, конечно, писали, что в Италии творилось, но очень коротко. А тут мне столько рассказали!

– А ведь церковники свою игру с самого начала вели, – замечаю я, – если у них уже была запись на магнитофон, значит они знали? Но хотели, чтобы ты начала – а они уже после вступят. Это и называется, Люся, большая политика – ничего личного!

Нахмурилась итальяночка. И спрашивает:

– То есть мне и матери-Церкви нашей верить нельзя?

– Можно, – отвечаю, – но только помнить, что они прежде всего и всегда будут думать о своем высшем интересе!

– А вы? – спрашивать не прекращает. – Для вас тоже государственный интерес будет выше, чем я?

– Нет, – отвечаю я серьезно, – потому что это наше государство, наше дело, разницу понимаешь? А Римская Церковь нам союзник, дружественная, близкая в чем-то – но иная. Тут, конечно, тебе решать окончательно, за кого ты, за нас или за них, но верю я, что расхождений у нас не предвидится. По крайней мере, мы с Римской Церковью вражды не начнем – если они первые не решат. Нет у нас принципиальных разногласий! И цели наши – церковным не противоречат.

Лючия помолчала, а затем выдала вдруг:

– Аня, а скажи, что такое «Рассвет»? О чем нас его святейшество спрашивал. Он считает, что это просто другое название службы, где ты, я, наши подруги на севере. Но я от них никогда этого слова не слышала, значит, что-то другое?

Мой Адмирал, рядом сидевший, усмехнулся. А Юрка глаза отвел дипломатично. Хорошо еще Марьи Степановны рядом нет, на кухне хлопочет, и тетя Паша в магазин ушла.

– А вот это, Люся, сказать тебе не могу. Без обид – сама узнала, лишь когда для моей задачи стало необходимо. Сам товарищ Сталин решает, кому можно открыть. Намеком же – все, что мы делали, «Рассвет» приближало. Солнце нового мира, Страна мечты. Наш путь, на который мы и других приглашаем, но лишь по доброй воле, нельзя никого силой к счастью гнать. А вот какой она, Страна мечты, будет – это лишь от нас зависит, и от наших детей. Так что рожай и ни о чем не думай – когда надо будет, тебе все расскажут.

Удовлетворилась ли римлянка этим ответом? Ой, сомневаюсь – газеты смотрю, ими из Италии привезенные, язык не понимаю, но рисунки! Это кто там у них нашим Кукрыниксам под стать – а уж над бедным доном мафии так издеваются, кошмар! Последняя карикатура – Юрка и Лючия (портретное сходство соблюдено) руками машут, «до свиданья, Италия», и Лючия тянет за собой на поводке упирающегося шелудивого пса, с мордой дона, хвост поджавшего! А речи ее перед репортерами – нет, честно призналась, что основные тезисы ей заранее святые отцы давали, но ведь после требовалось еще и на вопросы отвечать и за словом в карман не лезть! И тебя, Люся, в самом деле, в итальянские королевы пророчили? А что – прежнего короля, Виктора-Эммануила, немцы расстреляли, со всей семьей, если кто и остался из родни, как, например, жена царя болгарского, так она в Италии и малой доли твоей популярности не имеет, и не будет иметь никогда. Потому, если итальянский народ решит восстановить монархию, ты абсолютно реальная кандидатура!

– Аня, ну ты смеешься? Куда я от моего мужа поеду? Мне здесь гораздо интереснее, – тут Лючия улыбнулась лукаво, – особенно если меня в вашу Тайну когда-нибудь посвятят!

Ну, Люся, ты скажешь! Хотя, если честно, мне бы пришлось выбирать, посвятить себя такому делу или стать обычной королевой какой-нибудь европейской страны – я бы первое выбрала, не колеблясь! Вот только жизнь уж очень беспокойная будет, и точно скучать не придется. И даже, возможно, долгих лет не гарантирую, но до девяносто первого очень хочется дожить! А пока – уедет мой Адмирал на новую войну, и сидеть мне как царице у окна в сказке Пушкина. А что Пантелеймон Кондратьевич твоему рыцарю придумает, даже я не знаю, но точно долго в Москве у твоей юбки остаться не даст!

Так и вышло. Срок мне подошел 28 ноября, и на удивление легко было, ждала чего-то долгого, страшного и болезненного! Сын, назвали Владиславом – друг с этим именем был там, у Михаила Петровича, и имя хорошее, исконно русское. 1 декабря я уже дома была, и Адмирал мой своего наследника успел увидеть – до того, как отбыл на Дальний Восток. А мне – ждать, скучать и нашего сына растить.

– Наверное, тоже моряком станет? – предположил Юрка, зашедший посмотреть.

– А это к чему талант окажется, – серьезно ответил мой Адмирал, – хотя, конечно, если продолжит семейную династию, я буду рад! Но если проявит большие способности и желание к чему-то другому – инженером, ученым, врачом, да хоть артистом! – препятствовать не буду. Чтобы человек своим делом занимался и высот достиг.