Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

Через пару дней мне доставили толстую папку бумаг, киносценарий. «Вы, товарищ Смоленцева, прочтите, не будет ли замечаний, а мы вас в консультанты впишем». Мадонна, вот никогда не думала, что стану героиней увлекательного романа – хотя, признаюсь, там сильно приукрасили реальные события! Я еще не была партизанкой, когда встретила в Риме моего рыцаря – и он, приехавший с миссией к папе, не отбивал меня в кафе от банды пьяных эсэсманов, я не была с ним в тот раз на аудиенции у его святейшества, нас не застиг в Ватикане штурм черного воинства сатаны, мы не бежали все вместе по подземелью. И в гарибальдийском отряде мне ни разу не пришлось стрелять в немцев, хотя я несколько раз сопровождала моего рыцаря, когда партизаны ставили мины и устраивали засады на горных дорогах, однако была лишь ординарцем и связной, но не пулеметчиком, снайпером, минером. Я даже не была на борту подводной лодки, когда спасали папу из гестаповской тюрьмы на острове Санто-Стефания – и не гребла в резиновой шлюпке ночью к берегу, вместе со всеми, не убивала немецких часовых. Только эпизод, когда после на причале у трапа его святейшество, сходя на берег, благословил меня, бросившуюся на шею моему рыцарю, был в действительности! И в поезде Гитлера – мадонна, я там в вагоне дралась врукопашную всего лишь с бешеной немецкой сучкой, а не со здоровенным эсэсовцем-адъютантом! Зато Киев, где меня и Анну хотели убить проклятые бандеровцы, не показали совсем! А в завершение, Москва – как это место называется, Воробьевы горы? – когда мы идем, отдыхом наслаждаясь, о любви и счастье говорим, я, такая нарядная, как настоящая римская дама, солнце светит – и вдруг тучи, гроза, и нет в мире покоя, такой вот финал. Даже есть, как Юрий меня на руках нес – интересно, кто сценаристу рассказал? Вот только было все до Парада Победы, а не после, и с нами там еще Анна с мужем были, и Валька, со смешным прозвищем «Скунс».

– Люся, это же художественный фильм, не кинохроника, – сказала Анна, – чтобы ярче, показательнее, это там приветствуется. Как в жизни, серые будни в памяти не остаются – так и в книжке или кино, лишь о выдающемся, делают из жизни концентрат. Да и так ведь могло быть? Радуйся – ведь теперь тебя не только весь СССР, Италия тоже увидит!

А мне плакать хочется! В этот день по радио объявили – снова война, пусть далеко где-то, но ведь мой единственный и дорогой там, а вдруг убьют его, о мадонна и сам господь, спаси его и сохрани! Как представлю, что одна могу остаться – так сердце замирает!

– Вернется твой Юра, – решительно сказала Лазарева, – он два года на фронте, из таких переделок выходил! А эта война долгой не будет – месяц, ну два.

Железная она, что ли? Я много позже узнала, что ее мужа японцы убить хотели, еще без войны – и она, оказывается, о том слышала, и никаких слез! Не умела я еще тогда жить по правилу – если тебе плохо, то плакать должна не ты, а твои враги, кто в этом виноват!

– Опять война, чего хорошего? – сказала Марья Степановна. – Но я тебе, Люся, по-простому скажу, как понимаю: если эти японцы такие сволочи и фашисты, то правильно сказал товарищ Сталин: коль не нам сейчас, так нашим детям с ними воевать пришлось бы обязательно! Так лучше уж мы сейчас – привычные уже. Чтоб никаких фашистов в мире больше не осталось! Ну а чему быть, того не миновать. Мой вот тоже с осени в Литве с какими-то «лесными» воюет – пишет, что, может быть, скоро в отпуск, а после снова туда.

Приехал Пономаренко. У него и раньше были с Анной какие-то дела, секретные даже от меня (нет, не думайте – Лазарева даже в мыслях не может быть неверна своему Адмиралу, так же как я моему Кабальеро – ну как можно самого лучшего человека на земле на кого-то променять?). Только в этот раз он, после разговора в кабинете, за закрытыми дверями, вызвал меня, и Марью Степановну тоже.

– Сегодня в 16.00 знакомый вам Иван Антонович Ефремов делает доклад в Союзе писателей, – сказал он, – думаю, что вы, Аня, можете поприсутствовать там вместо меня. А вы, Люда (Пономаренко отчего-то так меня называл), составите компанию? ЗиС с шофером в вашем распоряжении, за два-три часа обернетесь. Марья Степановна, можете пока за подрастающим поколением проследить?

Ой, а что мне надеть? И прическу… Успею себя в порядок привести?

Анна Лазарева

Съездить в правление ССП, на улицу Воровского. На этот раз не к врагам-бандеровцам, а к нашим, советским писателям, которые не вполне правильно понимают политический момент. За пару-тройку часов, на казенной машине.

– Ефремов это ведь ваш протеже, Анна Петровна? Заодно развеетесь, в свет выйдете, как раньше говорили. И Людочку можете с собой захватить, пусть на московскую жизнь посмотрит.

Похоже, Пантелеймон Кондратьевич (мой непосредственный начальник, что по партийной линии, что по «инквизиции») окончательно решил меня на фронте идеологии и пропаганды использовать? Разбираться не с врагами, а со своими, у которых убеждения не вполне соответствуют? Читала я про журналы «Звезда» и «Ленинград», дело о которых в той истории было в следующем году. Так «Возвращение Онегина» (нашлось, как мне сказали, у нашего «диссидента» Родика на компе), на мой взгляд, просто юмор, никакой антисоветчины нет. И рассказы Зощенко, написанные в войну, вполне патриотичные. Вот только не так все просто – после Киева твердо я усвоила, что в тихом омуте могут водиться самые жирные черти. И Пономаренко мне сказал, еще в прошлую беседу:

– Строго между нами. Если там товарищ Сталин был убежден, что главная дорога уже пройдена, и надо лишь стабилизировать, к порядку привести – то здесь он понял, что чем дальше, тем больше… ну ты понимаешь. И вызов этот он принял! Так что ждет нас действительно веселая жизнь – в семейном быте не зачахнешь. Конкретно же касаемо всяких там Ахматовых – будем смотреть, что за теми до нас дошедшими сведениями стояло. Беспристрастно смотреть – мы палку перегнули, или и в самом деле они подрывали авторитет советской власти.

Ну а сейчас – всего лишь съездить, Ивана Антоновича морально поддержать. И конечно, после рапорт Пономаренко на стол!

День солнечный и жаркий, скорее как для июля, чем для июня. Так что можно в одном платье – натягиваю свое любимое крепдешиновое «солнышко» в горошек, в котором я и за своего Адмирала замуж выходила, и в Киев летала (легче всего себя чувствую в нем, привыкла). В груди чуть тесно, зато в талии, как прежде – ура, не растолстела почти, хотя надо перед Пантелеймоном Кондратьевичем вопрос поставить насчет тренировок, как себя в форме поддержать. В зеркало себя оглядываю, вид как раз для культурного учреждения, и в то же время официального мероприятия – строгое закрытое платье с длинным рукавом, узкой талией и широкой юбкой до середины голени, к нему туфли-лодочки, перчатки, сумочка. Соломенную шляпку с вуалеткой перед зеркалом надеваю и особой булавкой к прическе прикалываю, чтобы не ловить при каждом порыве ветра. Моему Адмиралу нравится, когда я так одета – да и мне намного приятнее, чем в военной форме!