Александр Михайловский - Жаркая осень 1904 года

Данное совещание было собрано потому, что граф Цеппелин требовал как можно скорее дать стодвадцатисильный авиационный мотор, и не один, а целых четыре штуки, необходимые для постройки первой версии дирижабля Z-1. Сотрудники же инженера Луцкого пока больше занимались отладкой и постановкой на конвейер сорокасильного автомобильного мотора.

Таково было распоряжение самого Шидловского, ибо дирижабль у немца Цеппелина когда еще будет, а экипажная фабрика Фрезе, выкупленная РБВЗ в Питере, требовала моторов на авто как можно скорее и больше. Заказы были и от частных лиц высокого полета, обзавидовавшихся тому, как император разъезжает на авто, и от военного ведомства, заказавшего пробную партию грузовиков и штабных автомобилей.

С другой стороны, и Цеппелина тоже можно было понять. К весне 1905 года, а если точнее, к 15 апреля, он обещал императору Михаилу сдать в эксплуатацию четыре однотипных жестких дирижабля марки Z-1, предназначенных для дальних геологических исследований в районах Русского Севера.

После долгой, тяжелой, но очень плодотворной дискуссии, в которой граф Цеппелин потребовал прямо сейчас необходимые ему моторы и заявлял, что из-за их отсутствия у него срывается важный императорский заказ, а начальник моторного отдела Луцкой так же аргументированно доказывал, что авиационный двигатель у него готов и в принципе работоспособен, но ставить на его доводку ему некого, так как все инженеры и техники по приказу господина Шидловского занимаются моторами автомобильного типа. Последнему пришлось скрепя сердце принять решение о двойном увеличении инженерно-технического штата моторного отдела.

Но подписать бумагу – это одно, а вот найти в Российской империи соответствующих технических специалистов, путь даже молодых, без опыта, и только-только из технических училищ – это совсем другое.

16 (3) декабря 1904 года, утро.

«Генеральская» квартира в доходном доме

на Невском. Семейная спальня.

Некогда принцесса Виктория Великобританская,

а ныне Виктория Эдуардовна Ларионова,

вице-адмиральша и человек, посвященный

в особо важную тайну

Вкрадчивый рассвет робко вползал в спальню, постепенно придавая предметам все больше четкости. Тикали большие напольные часы в гостиной, где-то за стеной поскрипывали половицы. Все дышало негой и уютом.

Я любила эти утренние пробуждения – в такие минуты счастье ощущалось мной наиболее остро. Муж безмятежно спал – наверное, он и не догадывался о том, что я люблю смотреть на него спящего, люблю слушать его дыхание и неслышно шептать всякие нежности… Спящий он был другим. Он то улыбался во сне, то хмурился – но неизменно был похож на ребенка, на мальчика, который путешествует по стране своих грез… Интересно, что снилось моему адмиралу в час, когда гаснут фонари? Надеюсь, что не хмурое штормовое море, залпы орудий и крики умирающих в волнах моряков, а что-нибудь приятное и возвышенное.

Я никогда не думала, что когда-нибудь смогу испытать такие чувства. Я была словно сосуд, переполненный любовью. Эта любовь оживила мою душу – и она расцвела подобно цветку, пробудившемуся от весеннего тепла, который, решительно пробиваясь сквозь землю, тянется к солнцу и свету, стараясь насладиться каждым мгновением своего существования.

Утро решительно вступало в свои права – выгоняя остатки ночного мрака, в окно струился голубоватый свет, обещая ясную и морозную погоду. Я по привычке посмотрела на потолочную лепнину вокруг люстры, представлявшую собой барельеф в виде резвящихся амуров. Эти пухлощекие гипсовые младенцы имели каждый свое выражение лица – один задорно смеялся, другой грустил, третий задумался, четвертый дремал, пятый обиженно дулся и так далее.

Сейчас мордашки амуров проступили уже достаточно хорошо – а это значило, что нам пора вставать. Но я почему-то не стала, как обычно, будить мужа поцелуем. Нет, я, с нежностью посмотрев на любимого, потихоньку выбралась из-под одеяла и, накинув подарок мужа – роскошный шелковый китайский халат, черный, расшитый золотыми драконами – на цыпочках вышла из спальни.

В квартире было тепло, если не сказать жарко, потому что печи в доме пылали жаром. Не то что у нас в Англии, где по традиции все время экономили на отоплении, и зимой было невозможно отделаться от ощущения зябкой сырости. Так и вся эта огромная страна, занимающая на карте одну пятую часть суши, исходила жаром, не зная умеренности в своих желаниях – если любить, то принцессу или королеву, если завоевывать, то весь мир, если удивлять людей, то так, чтобы память об этом осталась на века.

Умывшись и небрежно заколов волосы, я прошла в гостиную и первым делом раздвинула на большом венецианском окне тяжелые портьеры, впустив внутрь ворох кристального утреннего света.

Затем выдвинула ящики секретера в поисках принадлежностей для рисования. К стыду своему, должна признать, что со дня нашей с Виктором помолвки я ни разу не брала в руки карандаш. Все это время до настоящего момента я была поглощена новыми, ошеломляющими ощущениями и, честно сказать, даже и не вспоминала о своем увлечении изобразительным искусством. Но сегодня отчего-то я почувствовала непреодолимое желание снова взять в руки карандаш и бумагу. Я была одержима таким приступом вдохновения, что у меня от нетерпения тряслись руки, пока я занималась поисками.

К счастью, рисовальные принадлежности нашлись довольно быстро. Вот она – папка с набросками. Я села на диван и с интересом начала перебирать рисунки. Несколько пейзажей, остальное же – портреты. Тут была моя дорогая кузина Ольга – то строгая, как учительница-гувернерша, то безудержно веселая, как маленькая девочка; ее сердечный друг Бережной, который стал ее супругом; мой кузен – император всероссийский Михаил, иногда предстающий во всем своем грозном величии, а иногда смеющийся от души какой-нибудь шутке. Только теперь, когда я вышла замуж за русского, мне стало понятно это их выражение «от души» – оно обозначало, что люди делают что-то без всяких задних мыслей, не ставя предварительных условий и не желая получить для себя каких-то особенных выгод. Это так по-русски – делать что-то просто потому, что так хочется.

Вот и портреты моего супруга – тогда еще просто знакомого, а затем друга. Я долго их разглядывала и с удивлением поймала себя на том, что сейчас вижу Виктора абсолютно по-другому. И тут мне стала понятна причина моего вдохновения – мне требовалось запечатлеть на бумаге супруга таким, каким я его воспринимала именно сейчас.

Творческий, тонко чувствующий, эмоциональный человек хорошо понял бы мое состояние, когда я, с бьющимся сердцем и заалевшими щеками, жадно схватилась за карандаш, который тут же торопливо заплясал по белому листу. Я даже не стала устанавливать мольберт – рисовала прямо на коленях, сидя на диване. Это было скорее наитие, озарение, чем старание, словно какой-то ангел, стоя за плечом, уверенно водил моей рукой, каждым штрихом помогая выразить всю силу моей любви к мужу, всю нежность, благодарность и уважение к тому, кто сделал меня несказанно счастливой. Безоблачное небо ярко и радостно сияло в окне, и так же ярко и радостно было у меня на душе. Для меня исчез весь мир – остались только я и мое вдохновение.